вершенно секретными документами, датированными 2018 годом. В другом признали информацию, опубликованную в журнале «Экспорт вооружений» в 2016 году, секретной по состоянию на 2017 год. Я и мои защитники неоднократно просили истребовать эти документы, чтобы понять хотя бы логику экспертов. Нам было в этом отказано. Мы просили допросить экспертов в суде, чтобы они поведали о том, какой логикой и чем вообще руководствовались при проведении экспертизы. С огромным трудом, но все же нам удалось убедить суд приобщить к материалам дела распечатки статей из интернета и СМИ, которые находились в открытом и легком доступе многие годы, а также содержат данные, которые эксперты вдруг сочли секретными. В ходе допроса я рассказал о том, какие тексты и каким образом я писал, какой логикой руководствовался при их написании, на чем основывались мои выводы, сделанные в ходе компиляции материалов. Более того, в ходе того же допроса я назвал конкретные даты конкретных публикаций, которые были взяты за основу моих статей для господ Ларыша и Воронина. Во всех случаях эта информация была опубликована до того момента, как я приступал к написанию своего текста. Я понимаю, что мои слова мало что значат, поэтому напомню, что говорил о возбужденном в отношении меня деле президент Владимир Путин: никто не может быть осужден за то, что передавал данные, находящиеся в открытом доступе, кому бы то ни было. В ходе судебного следствия полностью был развален так называемый корыстный мотив. За все время, что я находился под контролем ФСБ, а это, напомню, с 2014 года, нет ни одного факта получения мной каких-либо денег от Мартина Ларыша — ни в наличном, ни в безналичном виде. Происхождение средств, которые оказывались у меня на счетах после зарубежных поездок, в том числе с членами моей семьи, я объяснил в ходе допроса. Кроме того, эти данные подтверждены свидетелями в ходе дачи ими показаний. Если верить стороне обвинения, я в какое-то время (неустановленное), в какую-то дату (неустановленную) у каких-то лиц (тоже неустановленных) выведал что-то секретное. Искали этих мифических секретоносителей — но не нашли. Почему? У меня есть ответ: потому что нет никаких лиц, у которых я что-то и когда-либо выведывал секретное. На планете Земля нет ни одного секретоносителя, который рассказал мне что-то, что рассказывать был не уполномочен. Появиться такие люди могли только в одном случае: если бы я согласился на заключение досудебного соглашения и оговорил людей. Но я не могу признать свою вину там, где ее нет. А оговор других людей прямо противоречит моему воспитанию и жизненным принципам, которые в меня заложили родители и семья. Конечно, я не ангел. Я тоже совершал ошибки. Говорил тогда, когда нужно было промолчать. Обещал, но не спешил выполнять обещания. Но я всю свою жизнь прожил честно. Я не сделал ничего, что равнозначно длительному тюремному сроку. Я никого не убил. Никого не ограбил. Никого не обманул. Никого не предал. Говорить, что я нанес урон обороноспособности России — это ложь. Ни в одной экспертизе ни слова не говорится об ущербе, понесенном из-за того, что я писал тексты по просьбе двух иностранцев. А говорить, что я целенаправленно хотел навредить Родине, может только человек, который обо мне ничего не знает от слова совсем. Я никогда не планировал уехать из страны — просто потому что люблю ее. И не вижу себя в другом месте. Я здесь родился, учился, жил, любил — и собираюсь продолжать делать это до тех пор, пока будет биться мое сердце. Это моя родная земля. Здесь похоронены мои предки. И надеюсь, что на этой земле родятся мои дети. Я ни о чем не жалею. Ни один мой текст, написанный за 10 лет прекрасной журналистской карьеры, не был направлен на подрыв основ конституционного строя — это очевидно даже тем, кто меня уже считает «врагом государства». Уважаемый суд! Сейчас вы уйдете в совещательную комнату для вынесения приговора. Мной и моей защитой были представлены неоспоримые доказательства моей невиновности в совершении государственной измены в форме шпионажа. Следствие сделало все, чтобы очернить мое имя и разрушить репутацию, но завершить задуманное невозможно, поскольку тогда впервые в истории нужно будет признать, что случилось мыслепреступление. Признать меня виновным — это подписаться под тем, что я совершил шпионаж собственных мыслей. Признать меня виновным — подписаться под тем, что написание статей по открытым источникам равнозначно преступлению. Признать меня виновным — значит признать, что в России журналистская работа — это преступление. Я никогда с этим не соглашусь. Вам предстоит определить то, что будет с журналистикой в нашей стране в будущем. Запрошенный гособвинением срок не просто чудовищен по своей абсурдности, но и по последствиям — не только для меня, но и для имиджа страны. Весь мир увидит, что журналиста хотят посадить за то, что он писал статьи. Вынести обвинительный приговор — значит надолго, если не навсегда, закрыть тему свободы слова, потому что не будет ни слова, ни свободы. Если мне уготовано судьбой посидеть в тюрьме, значит я отсижу свой срок с честью и достоинством. В моих действиях нет и никогда не было состава преступления. Я настаиваю на своей невиновности и требую полного оправдания. 1414",Facebook,https://www.facebook.com/nvrostova/posts/pfbid02HXsTCgeDQxzu92gPsihzHR4LsEeqE5utEMsVJnu8ixz9mcqwd31Kcs8tyJMEjABql,2022-08-31 06:13:52 -0400