Идея украдена на просторах фейсбука у Ivan... - Иван Преображенский | Facebook,"Идея украдена на просторах фейсбука у Ivan Pustovalov, но переработана: Связь между носками на причинном месте, традиционными ценностями и милитаризмом в России проходит через 23 февраля. Все знают, что в этот день мужики, обреченные Путиным превратиться в защитников отечества (то есть в черные мешки, груз-200) получают от своих жен и матерей символический дар - носки. Они могут попробовать нахую крутить эти носки (и путинскую войну) - и угодить в тюрьму за ""пропаганду ЛГБТ"", что бы этот бред ни значил. Одевая фаллос в носок, таким образом, мужчина путинской России говорит, что на этом самом месте крутил 23 февраля и идею стать мертвым защитником путинского отечества. Или можно напялить носки на ноги и побрести на фронт, в качестве пушечного мяса. Так что вы зря удивляетесь такому высокому значению носка в символической шкале путинизма.",Идея украдена на просторах фейсбука у Ivan... - Иван Преображенский | Facebook,https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=pfbid0CPThG4Q9EjCwyif8mPKoVax1D8FjXV1583YPhVmEmsRod34hDb3DCAco4eJ8EaSsl&id=100001829722167,2024-01-09 08:20:18 -0500
Жатвы войны: Русская православная церковь и российское вторжение в Украину,"Русская православная церковь и война: некоторые выводы Как уже было сказано, РПЦ — это глобальный социальный институт со сложной структурой и непростыми отношениями между своими частями. Его существование опирается на авторитет «русского православия» и русской культуры, но также зависит и от российского государства. Начав захватническую империалистическую войну с Украиной, Путин нанес мощный удар по авторитету всего «русского» в мире, в том числе по авторитету РПЦ и его центрального управленческого органа — Московской патриархии. Перед РПЦ возникла сложная дилемма: необходимость обеспечить требуемую поддержку действий российской власти, от которой она во многом зависит и которую поддерживает значительная часть и духовенства, и мирян, во всяком случае в России, и в то же время необходимость сохранить свой глобальный статус, в том числе свои структуры в тех странах, где в церкви видят «пособника» путинской власти. С самого начала руководство РПЦ заняло позицию на «двух стульях». Патриарх Кирилл делал сначала осторожные, а потом все более недвусмысленные заявления в оправдание войны, пытаясь в то же время «растворить» их в потоке своих речей и избегать «резких движений» церковно-административного плана. А Священный синод как центральный управленческий орган церкви (как и большинство его членов) всячески дистанцировался от войны. Вслед за ним политически нейтральную публичную позицию заняло и большинство духовенства и епископата РПЦ. В результате речи патриарха и деятельность некоторых подконтрольных непосредственно ему церковных органов стали как бы его «личным делом». Однако подобная двойственность помогла РПЦ лишь отчасти. И правительства стран, противостоящих российской агрессии, и, что даже более существенно, некоторые из автономных церквей и зарубежных приходов РПЦ требовали от ее руководства если не осуждения войны, то по крайней мере полного нейтралитета и прекращения пророссийской и провоенной агитации патриарха и его окружения, чего те явно не могли и не хотели делать. Наоборот, патриарх все более активно требовал от духовенства соучастия в оправдании агрессии. Такое развитие событий уже сейчас привело к продекларированному (но пока не реализованному полностью) уходу из РПЦ двух автономных церквей и явственно обозначило перспективы ухода третьей (Молдавской). Все это в перспективе грозит РПЦ превращением из глобальной церкви в национальную и утратой того положения в православном мире, которое она не просто занимала, но и укрепляла в течение постсоветского периода своей истории. Современное «мейнстримное» политическое сознание предполагает, что любая крупная религиозная организация должна занимать общественно-политическую позицию и эта позиция должна быть «правильной». Обычно ему трудно принять мысль, что религиозные организации созданы не для реагирования на текущую политическую ситуацию, но ради иных целей, понятных и общих для их постоянных участников, и что наличие таких целей предполагает высокий уровень внутренней толерантности к индивидуальным и групповым политическим взглядам членов общин. В том числе к личным взглядам их руководителей. Так, достаточно левые взгляды нынешнего папы римского не вызывают в более консервативных католических сообществах стран Африки или Азии серьезных дискуссий о необходимости «отделения» от Ватикана. Но в современной Украине миротворческие и примирительные реплики папы относительно России и Украины на официальном уровне воспринимаются с раздражением. И местным католикам и греко-католикам приходится не только оправдываться, но и осуждать своего духовного руководителя, иначе перед ними открывается перспектива принудительного отсоединения от Ватикана, к чему уже призывают в украинском политическом классе. Высокий уровень координации «Свидетелей Иеговы» не означает, что региональные общины получают из Бруклина инструкции о том, за кого голосовать их членам. Собственно, никто точно и не знает и мало кого интересует, за кого голосуют руководители этой насчитывающей миллионы участников организации. Но в России на официальном уровне «Свидетелей Иеговы» подозревали в шпионаже и каком-то «влиянии» и запретили, а активистов отправили под суд. К большим «традиционным» церквям европейских государств обычно больше претензий, поскольку считается, что они более влиятельны. При этом игнорируется тот факт, что с 1960-х годов их реальное влияние на общество в целом радикально уменьшилось, а отношения с государством у каждой из церквей разные. А потому представление о возможности инструментального использования государством церкви для достижения политических целей не работает на практике и существует только в умах людей, которые, собственно, в церковь не ходят. Не являются в этом отношении исключением и руководители постсоветских государств, в первую очередь российского. Ритуальные посещения Путиным некоторых церковных служб или слухи о наличии у него духовника в лице нынешнего крымского митрополита Тихона (Шевкунова) не отменяют его заметной по поведению в храме «нецерковности» и сугубо формального отношения к исполнению обрядов. Это и объясняет его стремление использовать РПЦ исключительно как инструмент поддержки собственной политики, в качестве сегодняшнего «комиссара». Так, подводя 14 декабря итоги года, Путин, в частности, использовал лжецитату из Бисмарка: «Войны выигрывают не полководцы, а школьные учителя и священники», хотя в ее распространенной и более близкой к оригиналу версии упоминаются только учителя — очевидно, формула со священниками лучше соответствует путинскому видению программы патриотического воспитания, где систему образования должно дополнять духовенство. Ответом на эти ожидания становится ситуация, когда речи патриарха, всегда готового продемонстрировать поддержку государства, заменяют для телекамер и российского политического класса реальную церковь и ее позицию. Оценивая же реальную роль РПЦ в войне, следует прежде всего различать политические взгляды самого патриарха и стоящей вокруг него идеологической группы сторонников войны, с одной стороны, и официальную позицию РПЦ как институции, а также взгляды остальных активных участников церковного сообщества — с другой. Также необходимо различать ту часть РПЦ, которая находится в России и отчасти в Беларуси, то есть существует в условиях жесткого авторитарного режима, и прочие ее автономные церкви, зарубежные епархии и приходы, которым не обязательно исполнять директивные предписания российских властей и которым не грозит визит сотрудников ФСБ в случае, например, публичного выражения несогласия с политикой российских властей в отношении Украины. Кроме того, важно осознавать, что активная часть прихожан РПЦ может расходиться в оценках происходящего не только с точкой зрения официальной Москвы, но и с точкой зрения официального Киева и противиться идее строительства в Украине «политической нации», стремлению украинских властей сделать ее инструментом достижения идеологической гомогенности и репрессивной языковой и религиозной политики. Тем более если принимаемые меры прямо нарушают интересы церковного сообщества и общепризнанные международные и европейские нормы в отношении прав человека и меньшинств. Поэтому осуждение российской агрессии у активной части РПЦ может вполне сочетаться с протестом против последовательного разрыва Киевом двусторонних связей между странами на низовом уровне, прямых репрессивных мер против УПЦ, русскоязычных общественно-политических организаций и декларируемых планов украинизации восточной и южной частей страны. Каждый священник РПЦ и активная часть прихожан имеют личное отношение к войне и действуют в основном исходя из него, хотя и должны оглядываться на условия пребывания в составе большой структуры, из которой для большинства из них по разным причинам «нет выхода». Очевидно, что в России и Беларуси