Специальная антикультурная операция. Чем нынешняя борьба с культурой отличается от советской - Carnegie Endowment for International Peace,"Селекция «в моменте» Возьмем для примера недавнее сообщение: в Кисловодске со стены хореографического училища снимают цитату из Михаила Барышникова, посвященную балету. Губернатор говорит, что не знает, кто ее туда повесил, и что Барышников, конечно, гений, но он против СВО и вообще гражданин Латвии, а значит, присутствие его высказываний (пусть даже о балете) в публичном пространстве недопустимо. Это принципиально новая в российской истории логика. Когда в СССР запрещали чье-то искусство (в самом широком смысле — от литературы до спорта) — о нем или молчали наглухо (Ростропович/Вишневская, Белоусова/Протопопов, Корчной, Тарковский, тот же Барышников), или сочетали умалчивание с руганью (Пастернак, Солженицын, Бродский, Аксенов, Пярт и далее по списку). Никто не говорил простодушно: Солженицын/Тарковский/Барышников гений, но он против советской власти, поэтому мы его печатать, показывать, допускать на сцену не будем. «Несоветская» культура непременно объявлялась «ущербной», а потому недостойной советского читателя и зрителя. Для коммунистов культура была частью идеологии, призванной изменить мир. Отсюда то значение, которое придавалось культурной политике Сталиным и выращенным на его подходе советским идеологическим аппаратом — вплоть до 1980-х годов. Для путинского режима, всегда рассматривавшего идеологию инструментально — в зависимости от конкретных решаемых им политических и бизнес-задач, — культура никогда не играла столь же значительной роли. Высшей и по сути единственной ценностью для нынешней власти выступает приватизированное ею Государство — оно всегда право и риторически идентифицируется со Страной и Родиной. Ценности же культуры сохраняют лишь нишевое значение. В рамках этой культурной ниши оппозиционные государству художники могут быть сколь угодно талантливы (мало кто говорит, что тот же Акунин — графоман, Гребенщиков не умеет петь, а Манский — снимать кино). Но ценность их творчества априори выглядит пренебрежимо малой на фоне ценностей высшего порядка, связанных с государством и его актуальными политическими задачами. Такой селективный подход к культуре — согласно которому потребителям внутри контролируемой режимом территории может быть доступна лишь лоялистская культура — не нов. Ново то простодушие, с каким государство ставит лояльность выше всех других критериев оценки творческой работы. Однако такой подход неизбежно оборачивается проблемами при описании прошлых исторических эпох в России, которые, согласно утверждаемому Путиным нарративу, являют собой органическое единство. Ведь огромное число художников прошлого, которые признаются нынешним режимом великими и государствообразующими, были очевидно нелояльны, то есть нарушали эту базовую для нынешнего режима границу отсечения культуры от не-культуры. БОльшая часть российской культуры XIX-XX веков была оппозиционна российскому государству — как советскому, так и досоветскому. Разница в восприятии культурного наследия разных эпох — исторического прошлого и дня сегодняшнего — неизбежно создаст у российского гражданина ощущение шизофреничности — двойственности и непоследовательности практикуемого государством идеологического критерия. Последовательная же реализация политики селективности приведет к отсечению бОльшей части русского культурного наследия как антигосударственного. Но трудно вообразить картину русской культуры, скажем, без Герцена, Льва Толстого или Набокова, не говоря уже о ссыльных Пушкине и Лермонтове или революционно настроенных при старом для них режиме Маяковском и Горьком. Эти игнорируемые нынешней российской властью противоречия показывают, что идеология путинского режима на данном, кризисном этапе его существования в условиях СВО функционирует исключительно «в моменте», в сегодняшнем дне, не беря в расчет ни российское прошлое (в котором антигосударственная культура всегда берет реванш), ни будущее (в котором нет никаких причин предполагать обратное). Приоритет отдается тактическим действиям, чтобы осложнить физическое существование конкретным деятелям культуры, не поддержавшим государство в его войне с соседней страной. Арсенал этих действий соответствует «материалистическому» подходу путинской администрации. Он связан прежде всего с перекрытием персональных источников дохода — запрет концертов, изъятие книг из продажи, увольнение с работы. Одновременно решается сугубо политтехнологическая задача — строительства идеологической потемкинской деревни. Цель ее — создать видимость отсутствия у путинской политики оппонентов, иллюзию «общенационального единства», тезис о котором (часто повторяемый Путиным) станет малоубедительным, если в публичном поле останется много авторитетных — а голос «творца» традиционно высоко котируется в русской традиции — противников войны с Украиной. Все это происходит при полном отсутствии стратегического понимания культурной политики государства, его места и веса в гуманитарном поле и, главное, в абсолютном забвении исторического опыта. Российское государство и здесь уверенно продолжает идти «русской колеей», не задумываясь о том, куда эта колея неизменно его приводит.",Специальная антикультурная операция. Чем нынешняя борьба с культурой отличается от советской - Carnegie Endowment for International Peace,https://storage.googleapis.com/crng/91589.html,2024-02-12 06:04:21 -0500