Истории слушателей: Ощущаете ли вы изменения в повседневной жизни в России? - ЭХО,"Водители маршруток вешают Z на автобусы – иногда видно, как люди останавливают, но, видя наклейку, отказываются ехать. Много и антивоенных надписей. Люди предпочитают вообще не говорить о войне и политике, чтоб не поссориться. Или чтоб не разочароваться друг в друге. Люди прячут телефоны, чтоб никто не заглядывал, что читают.",Истории слушателей: Ощущаете ли вы изменения в повседневной жизни в России? - ЭХО,https://echofm.online/documents/istorii-slushatelej-oshhushhaete-li-vy-izmeneniya-v-povsednevnoj-zhizni-v-rossii,2023-04-10 01:40:32 -0400
Facebook,"Начало событий: трудно сосчитать версии z-ресурсов: 1. Мы на Украину не нападали. 2. У нас не было другого выхода. 3. Все возможности дипломатии были исчерпаны. 4. Все возможности дипломатии НЕ были исчерпаны. 4. На нас напад Запад. 5. Запад нас стравил. 6. Запад организовал во×ну ради спасения капитализма. 7. Мы спасаем и освобождаем братьев. 8. Никого мы не освобождаем -- не запутывайте людей. 9. Мы действовали суверенно.10. Нас вынудили. 11. Мы меняем миропопядок. 12. Мы защищаем родину. 13. Россия не начинает во×н, она их заканчивает. 14. Нас заманили в ловушку. 15. Мы вырвались из ловушки. 15. Мы возвращаем свое.",Facebook,https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=pfbid02bfoFUomujev4KtcJABjK3kHyo9hTYywxkcM4E3HFdyk85r1CFi5xBg73raCNd5ubl&id=100010075774814,2023-04-10 04:54:44 -0400
Facebook,"Я получил гуманитарную визу в Германию и полтора месяца назад перевез туда свою семью. Выдохнул, наконец. Потому что за тот год, что длится мое уголовное дело, не было ни дня, чтобы я не думал об обысках. Несколько раз они порывались их провести, но промахивались адресами. Все эти переживания отразились на моей семье. Они сказались дурно и на мне - проложили на лбу глубокие борозды морщин и побелили виски. Я потерял и покой, и сон. Больше всего я переживал за двухлетнего ребенка, чьи игрушки перетряхивали бы дяди в черных перчатках, - проваливаясь в полусон, я видел эти ужасные картины, а пробуждать, долго не мог их из себя вытравить. Натоптали, наследили, осквернили, испачкали - эти глаголы оглушительно сшибались друг с другом в голове, когда я думал об обысках. Шаги на лестничной клетке, лязг соседских ключей и гул, доносящийся откуда-то из лифтовой шахты в 3 часа ночи, - все это доводило меня до паники. Я метался из угла в угол и за ночь выкуривал по полпачки сигарет. Я выходил на балкон и всматривался в предрассветные сумерки, пытаясь определить, в какой из машин засели оперативники. Заодно прощупывал отлив балкона - можно ли отогнуть эту железку так, чтобы спрятать туда телефон в случае обысков? А если я спрячу телефон, как я позвоню адвокату, чтобы он приехал до того, как мне начнут ломать дверь? Я настолько боялся быть застигнутым врасплох, настолько боялся внезапных облав, что приучил себя спать в одежде. Не в кровати с женой и ребенком, а на кушетке на кухне. В «Шуме времени» Барнса я запомнил, как Шостакович, предчувствуя арест, одевался, брал с собой чемодан и садился на лестничной клетке в ожидании чекистов, потому что быть поднятым с кровати в пижаме - это унизительно. За этот год я стал лучше понимать трагедию нашего народа, пережившего двадцатый век. Не из книжек, а на своей шкуре. Животный страх вонзается в тебя клыками и терзает. Беспощадно терзает. Это по-настоящему сводит с ума. Ты парализован, ты не можешь ни о чем думать, не можешь отвлечься на книгу или фильм, - ты будто выброшен на минное поле, в оцепенении и постоянном напряжении: вот прямо сейчас, сию секунду, под тобой разверзнется земля. Полтора месяца назад все закончилось. Для моей семьи, но не для меня. Меня выпустили из страны, и я бы мог, получив ВНЖ, остаться в Германии, и смотреть оттуда, с безопасного расстояния, за развязкой этой кровавой драмы. Можно было вести стримы и бойко, с вызовом, дразнясь комментировать заявления СК об объявлении меня в международный розыск. Друзья и коллеги, все в один голос советовали поступить именно так. Их аргумент - через пару-тройку лет все рухнет и обнулится, все политические дела аннулируют, и мы обязательно вернёмся. Я, к сожалению, не могу разделить этот пафос, и чем дальше, тем меньше остаётся предпосылок для такого идиллического сценария, который видится из Вильнюса или Берлина. Что будет хуже - верю, на смену невесомым «ласточкам» прилетят тяжелые кувалды, а вместо 8 лет начнут давать по 25, как за госизмену, но что в обозримом будущем станет лучше - в это верится слабо. История русской эмиграции учит нас, что нет ничего более постоянного, чем временное. Сто лет назад люди тоже думали - пересидим, подождем, пока большевики, как пауки в банке, сами себя не истребят, - но их прогнозам не суждено было сбыться, так они и умерли, не успев разобрать чемоданы. Знающие люди мне говорили, что задача моего уголовного дела - испугать меня и выдавить из страны. Дальше объявление в розыск - и все, человек навсегда отрезан от России. Проблемой меньше. Возможно, для пишущих журналистов это не так трагично - быть отрезанными от России. Общаться с героями публикаций и источниками можно и через мессенджеры. Но это не работает в случае со мной, снимающим журналистом. Мне нужен прямой и непосредственный контакт с людьми, и единственным посредником между между мной и ими может быть только видеокамера. Я хочу быть свидетелем этой творящейся на наших глазах истории, каким бы ужасным ни был ее конец. Здесь, в России, у меня живет старшая дочь, я не могу ее предать. Здесь у меня похоронены мама и папа, я не могу их предать. Можете считать меня идиотом, но одна мысль, что я никогда не смогу вернуться в Россию, меня пугает даже больше, чем тюрьма. Любить - значит, быть готовым к лишениям, и я, обезопасив свою семью, к ним готов. Я люблю свою страну - и я не хочу оставлять ее в вечное пользование Путину, Кадырову и Пригожину. За свою любовь надо бороться. Возможно, придется и пострадать. Это мой осознанный выбор. Не героический, а скорее прагматический выбор. Я не готов по прихоти негодяев отказаться разом от профессии, родины и дорогих моему сердцу людей. И жертвой я себя ни в коем случае не считаю. В последнее время я стараюсь никому ничего не навязывать, не учить жизни и не давать советов. Надеюсь, и мой выбор, каким бы странным он кому-то ни показался, вызовет если не уважение, то хотя бы понимание. 11 апреля состоится предварительное слушание. А через несколько дней - оглашение приговора. До этого момента замолкаю.",Facebook,https://www.facebook.com/sergey.erzhenkov/posts/pfbid0PYp9qTSoFkuSNxKrrua4U2omnyjWHYzPNSQygptxHGBFU6FYTquSUsxsU9BskLbWl,2023-04-10 04:57:08 -0400