Выбрать главу

  Турция резко потеряла популярность у россиян в качестве страны для переезда - ЭХО

April 13, 2024 13:26

«Я ещё раз вам говорю, не доводите народ, на вилы поднимем всех!» - жители Оренбурга недовольны работой МЧС - ЭХО

«Я ещё раз вам говорю, не доводите народ, на вилы, нахер, поднимем всех, бл*!» — жители Оренбурга пожаловались на встрече с местными властями, что МЧС во время паводка, на их взгляд, «не работает», а «помогает людям только для картинки на ТВ». Один из пострадавших пригрозил чиновникам, что народ «поднимет на вилы» представителей власти.

  «Я ещё раз вам говорю, не доводите народ, на вилы поднимем всех!» - жители Оренбурга недовольны работой МЧС - ЭХО

April 13, 2024 13:25

Ещё несколько слов о революции и приводящих её в движение механизмах - ЭХО

Среднестатистический обыватель не любит серьезных политических конфликтов. Он слишком ценит спокойствие и комфорт. Именно поэтому в обычных ситуациях он идёт за умеренными политиками, которые вместо противостояния предлагают диалог и компромисс.  В некоторых ситуациях, однако, даже самые спокойные люди становятся драчливыми. В такие моменты комфорт перестаёт их прельщать, а умеренность они начинают воспринимать как зло. Тогда Милюкову они предпочитают Ленина, Лафайету – Робеспьера, а Пиму – Кромвеля.  Это называется вторым этапом революции – в этот момент власть от умеренных борцов с предыдущей властью переходит к радикалам.  Почему одни революции ограничиваются первым этапом, а другие нет? Почему в октябре 1918-го вождю немецких умеренных Эберту удалось удержать власть, не допустив до неё Либкнехта и «революционных старост», а его российскому коллеге Керенскому годом ранее – нет?  Причин множество, включая тактические. Главная же заключается в том, что к моменту, когда в Германии сложилась революционная ситуация, потенциальные возмутители спокойствия – местные социал-демократы – представляли из себя давно инкорпорированную в систему партию, которая пыталась заниматься политикой не из подполья и ссылок, а заседала в парламенте.  Изначально, по своей природе, немецкие социал-демократы были такими же революционерами, как и российские большевики, однако годы, проведённые в легальной политике, привели к тому, что они стали ценить статус кво. У них появилось, что терять, не только в банальном бытовом смысле слова, но и в политическом – в конце концов, после выборов 1912 года социал-демократы имели самую большую фракцию в Рейхстаге и опыт успешного продвижения некоторых своих идей с помощью государственных механизмов.  Именно поэтому в ситуации, когда в повестку встал вопрос о революции, критическая масса социал-демократов сделала ставку на союз с умеренными консерваторами и не поддержала радикалов в собственных рядах. В конце концов, даже сами авторы теории пролетарской революции Маркс и Энгельс признавали, что там, где вводится всеобщее избирательное право, пролетариат может обойтись без насилия, решая задачи прихода к власти мирным путём и в рамках закона. К моменту начала волнений у немецких социал-демократов не было ощущения, что это их единственный шанс и другого не будет. Эберт с союзниками чувствовали, что они и так движутся к стоящим перед ними целям, а значит рисковать, до основания ломая сложившийся порядок, им незачем. Заранее поделившись со своими политическими противниками властью, правящие круги Германии обеспечили себе умеренность последних.  Повторю ещё раз: без необходимости люди существующие институты не рушат. Чтобы они вдруг захотели это сделать, власть должна довести их до крайней точки кипения. Как сказано в Декларации о независимости США: «Люди склонны скорее сносить пороки до тех пор, пока их можно терпеть, нежели использовать свое право  упразднять правительственные формы, ставшие для них привычными».  Путин вроде бы служил в Германии, однако немецкую историю он знает плохо. Потому что если бы он ее знал, то постарался бы сделать так, чтобы потенциальные российские революционеры сидели в парламенте, а не в тюрьмах. Когда Бисмарк попытался ужесточить существовавшее на тот момент антисоциалистическое законодательство, молодой император Вильгельм Второй не только отказался это сделать, но и, наоборот, отменил то, что было принято ранее. Решительно настроенного железного канцлера же он вообще отправил в отставку. Всё это предопределило дерадикализацию прежде революционной партии. Вскоре после того как ее закончили преследовать, она перестала мечтать о революции и превратилась в партию реформ.  Может быть поэтому Вильгельм Второй и закончил совсем иначе, чем до последнего боровшийся за абсолютную власть Николай Второй. Он спокойно уехал в соседние Нидерланды, где и прожил до глубокой старости. Новые немецкие власти его не преследовали и даже позволили вывести всё его имущество. Говорят, это было 60 вагонов мебели, предметов искусства, серебра, фарфора и всего такого прочего.