кое военизированное сообщество не растёт. Исследовательница пыталась посещать и другие мероприятия, например, она была в холле перед показом пропагандистского фильма «Свидетель», чтобы посмотреть, как много зрителей придёт смотреть фильм. Кино про оккупированный украинский посёлок, в котором явно угадывается Буча. В картине рассказывается, что в трагедии на самом деле виноваты не солдаты российской армии. Так вот, показ не состоялся, на него не продали ни одного билета. Вскоре после этого не состоялся и анонсированный вечер кино, здесь должны были показать фильм с патриотическим (типа патриотическим) содержанием. А вот самодеятельный концерт с названием «СВОих не бросаем» в городском ДК всё-таки прошёл, правда, во время выступления участники тщательно избегали тему войны. Даже чиновница из администрации, которая пришла поприветствовать зрителей и участников, только и смогла, что пожелать мирного неба над головой. От войны в концерте остались лишь названия. И это типичная ситуация. В Бурятии другая исследовательница обратила внимание, что и в городе, и в селе, которые она посетила, провоенные мероприятия почти не проводятся. Учёная поговорила с сотрудниками домов культуры, и те пояснили: люди не хотят думать о войне, и концерты – не более, чем способ отвлечься от беспокойства за воюющих. Также исследовательница пыталась попасть на мероприятие, где избежать упоминания войны было просто бы невозможно, и в итоге оказалась на проводах срочника в армию. Вот только атмосфера там больше напоминала праздничную: игры, танцы, тосты, и все хвалят новобранца, желают ему здоровья и успехов. О том, что ему завтра в армию, не говорят, темы этой вообще избегают. В конце концов, исследовательница попала на открытие фотовыставки, приуроченной к Дню отца. На ней были представлены фотографии отцов погибших военных. Но и там больше говорили о роли родителей в воспитании детей, нежели о детях, погибших на войне. И только в Краснодарском крае до сих пор случаются мероприятиях, на которых говорят о войне, и это неудивительно, ведь война под боком. В музеях представлена экспозиция, посвящённая СВО, в городе проводятся лекции о волонтёрстве и помощи жителям оккупированных территорий, они их называют новыми территориями. Случаются поэтические вечера, где читаются стихи о войне. Но общая тенденция налицо: тема войны людей интересует мало, а если о войне можно забыть, этой опцией пользуются. Ещё одним исследованным аспектом была волонтёрская активность граждан. И тут тоже всё предсказуемо: в Свердловской области в Черёмушкине ещё в начале войны проводили сбор гуманитарной помощи для солдат. Теперь этим никто не занимается, и никакого волонтёрства исследовательница не обнаружила. В Бурятии большинство собеседников социолога говорили, что они или их знакомые помогают армии, чаще всего имеется в виду помощь близким или просто своим, которые сейчас находятся на войне. Но бывает и так, что участие в такой помощи добровольно-принудительное, например, на работе просят не выбиваться из коллектива и не создавать проблемы. Но есть и искренние волонтёрские группы, которые делают что-то для снабжения армии по собственной воле. Исследовательница посетила два подобных коллектива, они плели маскировочные сети, шили подсумки, бронежилеты и носилки. Разговаривая с волонтёрами, исследовательница обнаружила, что большинство приходят помогать не потому, что поддерживают войну, а потому, что хотят помочь своим. При этом политический аспект вторжения они игнорируют, почти никогда не обсуждают новости и уж тем более не говорят о войне. В Краснодарском крае тоже развито волонтёрское движение, но здесь оно зачастую здесь оно направлено не столько на помощь армии, хотя такое есть, сколько на помощь беженцам и людям на оккупированных территориях. Одна из собеседниц социолога сказала: «Потому что и там, и там люди, ты ничего не можешь, кроме как собрать помощь. Ты не можешь прекратить войну, но ты можешь отправить подгузники, пелёнки и сгущёнку». И это важный аспект: пропаганда часто использует военное волонтёрство как подтверждение, что народ за войну, сплочён и мобилизован, но это некорректно. Чаще всего армии помогают под давлением или из желания помочь близким, а не чтобы приблизить победу России. Исследование демонстрирует обратную утверждению пропаганды ситуацию: российское общество остаётся демобилизованным и деполитизированным. Война интересует граждан в последнюю очередь. Даже провожая близких на фронт, люди стремятся не говорить о войне. В обыденной жизни такие разговоры тоже редкость: поговоришь с близким – рискуешь поссориться, поговоришь с посторонним – навлечёшь опасные последствия. Есть во всей истории с социологическими исследованиями о войне один нюанс: чаще всего мы пытаемся понять, за войну российское общество или против, и такой подход упрощает наше представление о ситуации. Нам может показаться, что общество делится на противников войны, людей наших взглядов, и сторонников войны. А задача социологов в таком случае оценить, сколько первых и вторых, какова динамика. Ведь по другим исследованиям мы знаем, что число убеждённых сторонников войны меньше, чем число антивоенно настроенных граждан. На самом же деле ни сторонники войны, ни противники, ни даже обе группы вместе взятые не составляют большинство в российском обществе. Большинство – это серая зона, как назвали её исследователи, и она растёт. Люди, попадающие в эту категорию, не хотят говорить с социологами или не знают, что сказать. Их мнение о войне не конкретное, не отрефлексированное, поведение изучать сложнее всего. Основная ценность исследования «Лаборатории» в том, что его авторы очень близко подобрались к тем, кто находится в этой серой зоне, и узнали, что и как те думают. Решительного одобрения войны среди них нет, исследователи сформулировали их отношение так: люди войну критикуют, но оправдывают. Попробуем разобраться, как такое вообще возможно. Одно из существенных различий людей в серой зоне от сторонников и противников войны – в том, что люди из серой зоны как не интересовались политикой до войны, так не интересуются и сейчас. Это деполитизированная часть общества, поэтому они легко решают, что война – не их ума дело, что от них ничего не зависит. А ещё им непривычно разделять страну, государство и себя. Но они понимают: война – это плохо, большинство людей в серой зоне исходит из того, что война – это смерть, кровь и разрушения, что доводить до такого нельзя. Они прямо говорят: война ломает семьи, судьбы и жизни, они хотят мира. Большинство стоит на общечеловеческих моральных позициях и не одобряет бессмысленных убийств, причём в своём осуждении войны люди из серой зоны опираются не только на мораль. Их возмущает, что государство не справляется со снабжением армии, и семьям приходится покупать одежду солдатам, посылать еду и лекарства и даже ремонтировать боевую технику. А ещё люди ясно видят последствия войны в собственной жизни: продукты дорожают, а бедные становятся беднее. Вспоминают, сколько было инвалидов после афганской войны, как государство бросило их на произвол судьбы, и не обманываются, будто сейчас что-то изменилось. Люди критикуют войну и с социальной точки зрения тоже. Они обоснованно считают, что вся тяжесть ложится на самых бедных и уязвимых, а выгоду получают лишь элиты, в связи с чем исследовательницы часто слышали: «Мы не понимаем, ради чего ведётся война, за что умирают наши мальчики или родственники, за новые земли, ради отмывания денег?» Более того, люди критикуют и власть, которая не может ни внутри страны проблемы решить, ни армию самостоятельно снабдить или хотя бы объяснить, за что третий год воюем. Казалось бы, почему не отнести серую зону к противникам войны? Не всё так просто. Критика, усталость и горечь не становятся антивоенной позицией. Деполитизированное общество чувствует, что не имеет влияния на власть и может только подчиняться её решениям. Люди знают, что не от них зависит решение от развязывания или окончания войны и потому принимают её как данность. Война есть, значит, она должна быть. Нередко те же самые люди, которые только-только сказали социологам, что война отвратительна и бессмысленна, впадают в когнитивный диссонанс после вопроса «может быть, не надо было её начинать?» и отвечают, надо, не мы её начали, говорят, и следом выдают набор оправданий, чаще всего что-то про защиту народа Донбасса или защиту России от НАТО. Такие противоречия, по словам исследователей, часто могут быть следствием того, что люди почти не рефлексируют на тему войны. Они, возможно, впервые столкнулись с противоречиями в своих аргументов, взаимодействуя с социологами. Более того, люди сами подмечают этот факт и могут прямо сказать, что сомневаются в своих аргументах. Сомнений добавляет и то, что почти никто из собеседников социологов не заявляет, что полностью доверяет словам государства. К моменту начала исследования война шла полтора года, и у большинства людей уже были знакомые или знакомые знакомых, побывавшие на войне. Информация оттуда подтверждает, что по телеку всё врут, и расходится очень широко. Парадоксально, каким образом волонтёры – те, кого пропаганда называет самыми ярыми сторонниками власти и войны, на самом деле критикуют власти и чиновником даже с большим