Будни латиноамериканской демократии. В Эквадоре... - Анатолий Несмиян | Facebook,"Будни латиноамериканской демократии. В Эквадоре застрелен кандидат на президентских выборах Фернандо Вильявисенсио, который, кстати, по опросам проходил во второй тур, хотя победить шансов у него было очень немного. Один из стрелков был задержан полицией, но в результате нанесенных во время задержания побоев скончался на месте. Очень удобно: мертвые не свидетельствуют и не дают показаний. Даже в Латинской Америке выборы - это какая-то движуха. Митинги, избиратели, кандидатов вот расстреливают. А могли бы просто согнать бюджетников на стадион, они бы послушали патриотическую песню под гитару местных Газманова и Майданова, дубль туземного президента прокричал бы в микрофон что-то невнятное и невразумительное, и все разошлись бы, роняя на ходу по урнам национальные флаги и плакаты с лозунгом «Хосе/Альберто/Хулио (не помню как там дальше) - наш президент». Стабильность и духовность. Нет же - надо обязательно зажечь и поураганить.",Будни латиноамериканской демократии. В Эквадоре... - Анатолий Несмиян | Facebook,https://www.facebook.com/mika.al.rami/posts/pfbid0ASzsL9z9pyFzm4p2dvf1W5tvMfY6KJXobpnbp9YMhZZmPgXKw37q14uojNAi6CwAl,2023-08-10 04:51:56 -0400
Ко дню рождения Михаила Зощенко. ПОРОК... - Виктор Шендерович | Facebook,"Ко дню рождения Михаила Зощенко. ПОРОК СЕРДЦА «Веселость нас никогда не покидала», - ровным печальным голосом начинает Зощенко свою «Голубую книгу». Много лет он притворялся юмористом. Гримасы нэпа, так сказать. Печальный господин с меланхолическим складом души косил под своего незатейливого персонажа, рассказчика баек, - и имел с этим номером оглушительный успех. - Ложи взад! Зощенко вынимает из нас смех точностью психологического жеста, смесью советского арго и подворотни, чуть сдвинутым смыслом найденного слова. Зощенковский инвалид, которому проломили башку в коммунальной советской драке, лежит и - СКУЧАЕТ. Инвалид лежит, вокруг – полная безнадега текущей жизни. Автор - Бастер Китон советской эпохи – стоит посреди этой картины строительства социализма с невозмутимым лицом. Стоит и строит из себя дурачка: а что я такого сказал? Да то и сказал. Смешное – в несоответствии, предупреждал Аристотель. Строительство нового мира утыкается в выдачу трупов с трех до четырех, класс-гегемон – в позабытых при выписке больных, которые «шляются по палатам и по складам читают, чего написано над изголовьем». Печально лицо автора этих рассказов, и фига лежит у него кармане. Нет, это не советская сатира – «борьба с тем, что мешает нам строить…» - это само строительство и есть. Это он, голубчик, социализм. И его строители… «Кто его персонажи, о чем он пишет? – строго спрашивала советская критика. - Везде пьяные, калеки, инвалиды, везде драки, шум…» Советская критика не находила в рассказах Зощенко отражения героической эпохи, и очень зря: там-то она как раз в полный рост, эта эпоха. Антрополог может смело восстанавливать обезумевшее лицо времени по оскаленному смехом черепу. Зощенко всю его жизнь одолевала тоска, и сам он считал свою меланхолию болезнью. Поклонник Фрейда и Павлова, писатель искренне полагал, что дело в детских травмах, а не в окружающем мире. Что такое восприятие мира можно исправить внутренней работой. Зощенко написал об этом свою главную, как ему казалось, книгу – «Перед восходом солнца»… А окружающий мир продолжал усмехаться ему в лицо и делать «вселенскую смазь». Несовместимость автора с людоедской эпохой стала очевидной не сразу, и надо заметить: главный людоед оказался в этом вопросе гораздо прозорливее наивных и благодарных читателей Михаила Зощенко. «Пошляк, отщепенец и выродок» - в этой эмоциональной сталинской оценке слышна неподдельная ненависть. Что-то такое расслышал отец народов в интонации зощенковских рассказов, что-то разглядел в нарочито простоватых сюжетах. «Голубая книга» была попыткой сменить крупность, поговорить о человеческой природе вообще, благоразумно отдалившись от текущей (и заминированной по периметру) злобы дня. И снова этот простоватый тон, повествующий о безнадежности уже исторической. И снова это наивное лупание глазами: сейчас-то у нас все, конечно, совсем не так, как у них там, а если все так же, то это «отблески буржуазной культуры»… И снова горький смех, сквозь который отчетливо проступает печаль, если не полное отчаяние. И вдруг, посреди этих классовых притворяшек - тайный (для всех ли?) бунт, цитата из Гумилева про «нотариуса и врача». И это в тридцатых-то годах… Излечиться не удавалось. «Вот уже пятнадцать лет мы, по мере своих сил (…), веселим многих граждан, желающих видеть в наших строчках именно то, что они желают видеть, а не что-нибудь серьезное, поучительное или досаждающее их жизни. И мы, вероятно, по своему малодушию, бесконечно рады и довольны этому обстоятельству…» Какая драматическая усмешка - и какая отвага в этом признании! По малодушию, конечно! Не иначе, автор догадывается, что сделают с ним «граждане», когда наконец разглядят в товарище Зощенко не рассказчика анекдотов из серии «а вот еще был случай», а нечто досаждающее их жизни… И они разглядели. И заставили каяться перед строителями социализма и просить о пощаде. Не желавший «досаждать» людям, опальный Зощенко переходил на другую сторону улицы при появлении друзей: стеснялся ставить их в неловкое положение. Поздороваться с Зощенко, дружески заговорить с ним после ждановского постановления – означало подвергнуться риску. Под конец жизни он все пытался найти угол компромисса и забиться в него, оставшись советским писателем, но не потеряв при этом главного, что имел – человеческого достоинства. Офицер, георгиевский кавалер, он не мог согласиться с обвинениями в трусости… Компромисс оказался невозможен. Признание отдельных оплошностей не удовлетворило разгневанную матушку «Софью Власьевну», - она хотела полного публичного унижения! Следовало поклониться навстречу словам «Зощенко выворачивает наизнанку свою подлую и низкую душонку». Распятый должен был благодарить цезаря... Но у распятого уже не было на это сил. Он был честным человеком, и это оказалось пороком сердца, несовместимым с жизнью. Стенограмма выступления Зощенко на его «проработке», на собрании ленинградских писателей летом 1954 года, – образец великой гильотинной речи. Веселость покинула Зощенко наконец - и каким, должно быть, облегчением стала возможность не скрывать это! «У меня нет ничего в дальнейшем. Ничего. Я не собираюсь ничего просить! Не надо вашего снисхождения, ни вашего Друзина, ни вашей брани и криков. Я больше, чем устал! Я приму иную любую судьбу, чем ту, которую имею». Кто такой этот Друзин, вошедший в историю русской литературы благодаря этой стенограмме? Никто. Один из тех, кто убивали Михаила Зощенко. Печального человека, знавшего, как писать смешно.",Ко дню рождения Михаила Зощенко. ПОРОК... - Виктор Шендерович | Facebook,https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=pfbid02Dkmcdam8myojwTHWF9WgcbsvFB2LZecCwKkjC63oTTDhQukoqchhTgtWJGBjmsqnl&id=100001762579664,2023-08-10 04:52:28 -0400