ые в этих домах жили, которых из этих домов увели после абсурдных, несправедливых приговоров, которые погибли, а потом были реабилитированы. «Мемориал не зря поддерживал этот проект, потому что это был проект такой распределенной памяти, которая оживает на улицах, в домах, наших собственных городах и живет не в каких-то научных учреждения в какой-то тиши и пыли, но, тем не менее, наоборот, как-то идет к людям и общается с людьми. «Мемориал» это колоссальные архивы помимо всего прочего. Это громадные коллекции и это целая современная машина хранения этих архивов и коллекций. Это не просто сложено в одном месте более 3 миллионов личных дел. Это совершенно беспрецедентное собрание личных дел репрессированных людей, пострадавших по политическим мотивам от тоталитарного советского, российского режима. И это еще коллекции, связанные с жизнью и бытом людей в ГУЛАГе. Все это хранилось в знаменитом доме «Мемориала», хранилось особым образом. Для этого пришлось создать очень современную систему, которая защищала этот архив и эти коллекции от пожара, от затопления, от порчи, пыли и всякого прочего. И это тоже была важнейшая часть жизни и работы «Мемориала». «Мемориал» был разгромлен, раздавлен, разграблен российским государством на протяжении последних нескольких лет. Он был одной из первых организаций, которая получила статус иностранного агента. И потом очень много издевались над ним с использованием этого статуса. Бесконечные были придирки, судебные процесса, нескончаемые штрафы, нескончаемое издевательство. Потому что «Мемориал» вынужден был готовить какую-то гигантскую абсолютно бессмысленную отчетность, вынужден был бесконечно доказывать и демонстрировать, и выворачивать наизнанку каждый свой шаг, каждое движение, каждый свой рубль, который поступал «Мемориалу» или был израсходован «Мемориалом». Всё это были способы сжить со свету эту организацию. И кончилось это всё формальным решением о роспуске, запрете «Мемориала» через 4 дня после начала войны. Вот сейчас, в этом году 28 февраля апелляционная коллегия Верховного суда приняла решение о том, что она оставляет в силе предыдущие судебные решения о ликвидации Международного «Мемориала», головной, самой крупной, самой известной организации этого мемориальского комплекса в целом. И это решение вступило в силу. На этом дело и кончилось. И вот ровно сегодня эту новость о присуждении Нобелевской премии сотрудники и руководители «Мемориала» встретили в Тверском суде Москвы, где слушалось дело о лишении Мемориала этого самого его знаменитого дома. Потому что прокуратура заявила о том, что это собственность, это имущество должно быть обращено в доход государства, поскольку видите ли, «Мемориал» мимикрировал в какую-то другую организацию. И мимикрия заключалась в том, что он передал свое помещение одной из многих организаций, которые входили в систему «Мемориала» — Научно-исследовательскому просветительскому центру. Это организация, которая существовала и существует до сих пор с конца 90-х годов. Она появилась не вчера. Она ни в какой степени не мнимая, не притворная, не воображаемая. Это реально существующая организация с людьми, которые в ней работают. Произошла передача имущества из одних рук в другие. Никаким законом не установлено, что если организация ликвидируется по тем мотивам, которые формально были в мотиве о ликвидации «Мемориала» — а там были всякие технические обстоятельства, опять в тысячный раз уже не указали где-то на статус иностранного агента, где-то не написали, где-то не упомянули, в огромном количестве это были, конечно, выдумки. Я очень внимательно следил за этим. Специально люди из прокуратуры занимались тем, что устраивали разного род провокации, всякие комбинации для того, чтобы вынудить и создать ситуацию, в которой кто-то из сотрудников «Мемориала» не успел написать где-то это дисклеймер или произнести его. Это специальная была отдельная работа для этих прокуроров, которые на протяжении многих лет этим занималась. Так вот, несмотря на то, что ликвидация произошла по этим совершенно техническим мотивам, сегодня в суде звучали со стороны прокуратуры — и судья спокойно это выслушивал и принимал это к сведению при принятии решения — слова о том, что «Мемориал» был закрыт за какие-то массовые нарушения Конституции, попрание прав граждан и всё такое прочее. Мы с этим приемом хорошо знакомы, например, на «Эхе Москвы», когда неожиданно оказывается, что те формальные претензии, которые послужили для того, чтобы, например, назвать «Эхо Москвы» или каких-то сотрудников «Эха Москвы» иностранным агентом или ликвидировать само «Эхо Москвы». Потом выясняется, что претензии совершенно другие были, что на самом деле это политические претензии. А перед этим абсолютно то же самое происходило со структурами Алексея Навального, которые были признаны экстремистскими по каким-то техническим причинам. А через какое-то время суды, как ни в чем не бывало и прокуроры начали ссылаться на это закрытие, как на некое политическое решение, что речь шла о нарушении прав человека, Конституции, нарушение закона и так далее. Они очень легко манипулируют своими собственными решениями. И так это было и сегодня. И сегодня суд первой инстанции принял решение о том, что он отнимает у «Мемориала» это помещение. Многие говорят, что это офисное помещение. Вопрос совершенно не в том, что это офис, что там стоят столы или компьютеры, хотя они, действительно, там стоят. Вопрос не только в том, что это место для работы, место для заседаний, но это еще и место жизни огромного правозащитного сообщества в Москве и в России в целом. И кроме всего прочего это еще и место хранения огромных коллекций, колоссального архива громадных ценностей, библиотеки и так далее. Многие спрашивают, а оцифровано ли это. Что, собственно, в современном мире это не важно. Какая разница? Все эти бумажки можно отсканировать и унести потом в кармане на каком-то переносном жестком диске. Конечно, это по большей части оцифровано. Что недооцифровано, то можно закончить в относительно небольшое время. Но вопрос же заключается в том, что в современном мире сила, мощь подлинника исторического совершенно громадная. Это абсолютно несравнимо со значением цифровой копии. Потому что в наше время любую цифровую копию, любой скан, любой файл можно всегда объявить фальшивкой, можно объявить монтажом: А это вы на фотошопе нарисовали, а это вы подделали, а это вы вмонтировали одно в другое. И значение подлинника, настоящего исторического документа, который можно взять в руки, на который можно посмотреть, который можно исследовать — исследовать его бумагу, чертила, печать, отпечатки пальцев на нем, какие-то свидетельства времени — весь этого совершенно колоссальный, несравнимый с копией. Никогда цифровые копии не смогут играть такую роль и иметь такой ценности, как подлинники этих архивов и коллекций. Так что это было бы колоссальной потерей, если бы оказалось, что не удается это сохранить. А разговоры о том, что «а чего, вы? — перенесите в другое помещение, ну раздайте людям»… Вы плохо себе представляете объемы, просто физическую как бы сущность того, о чем здесь идет речь. Это колоссальные объемы документов, предметов. Они должны храниться в особых условиях. Это просто так, в чемодане не унесешь. Это всё абсолютно невозможно. Ну, это все технические вещи, хотя на самом деле очень важные, невероятные и, я бы сказал, подлые и вероломные с точки зрения государства. Этот суд, который произошел прямо сегодня. Но, чрезвычайно важная вещь, что мировое сообщества признает подвиг «Мемориала» и мемориальцев, которые почти 40 лет занимались этой работой, которая для многих заключалась только в исторических исследованиях самых трагических периодов в российской и советской истории, а в действительности была гораздо шире. Это была работа, направленная на утверждение и защиту каких-то базовых вещей, которые важно понимать человеку в современном обществе, прежде всего, ценности человеческой жизни, ценности свободы, неприкосновенности личности. Это то самое, что оказалось трагически слабым местом Российского государства и то, что привело Российское государство и российское общество к той катастрофе, которую оно переживает сегодня. Война, которая происходит сейчас, она происходит именно потому, что люди, которые управляли Россией, которые создавали российскую власть, которые захватывали управление Россией, — это люди, которые относились с презрением и ненавистью к тем самым ценностям, которые отстаивал «Мемориал». «Мемориал» почти на протяжении всех этих лет за исключением, может быть, первых нескольких лет свой работы существовал в тяжелейших условиях дискриминации, в условиях, когда он был удален и изолирован от медиа, которые контролировало государство. И сегодня находятся люди, которые говорят: «Что-то я мало слышал все эти годы о «Мемориале». По телевизору что-то не рассказывали о нем». В том-то все и дело, что по телевизору не рассказывали, и государственные, лояльные власти газеты, какие-нибудь «Комсомольские правды» о нем не писали. И «Мемориал» существовал лишенный нормального доступа к информации, к общению с гражданами, должен был преодолевать эти барьеры, должен был всё время идти поперек того сопротивления,