Facebook,Зависимость доходов россиян от государства достигла 20-летнего максимума. Каждый четвертый рубль на руках у людей оказался выплатами из бюджета.,Facebook,https://www.facebook.com/snegovaya/posts/10158913028487991,2021-11-09 02:03:35 -0500
Facebook,"Ответы на вопросы журнала ""Мир перемен"" 1. С каким знаком Вы оцениваете Октябрь 1917 года и весь советский период в истории России и почему? Великая революция или преступный переворот? Ответ: Нет знаков, нет лозунговых оценок событий 1917 года– просто попытка понять, что произошло и почему в самой разрушительной форме. Исходное к 1917 г. – Россия нуждалась в реформах. Великие, на разрыв различия в статусах, доходах, имуществе, способах жизни и образовании населения, масса архаики, избыточность государства и накладываемых им ограничений, технологическое отставание от Запада – все это требовало крупнейших изменений в институтах и политике, которые бы позволили высвободить энергию всех групп населения в строительстве, частном и общественном, в модернизации, а не в разрушении. Система управления Россией в начале XX века этой конфликтности не соответствовала. Всё в ней – и люди в ней - были устроены так, чтобы сделать управление надменным, жестким, максимально субъективным, низко оценивающим ценность человеческой жизни и решительно настроенным на ошибки во всем – в кадрах, в политике, в суждениях и действиях. К тому же война, которая, кроме миллионных жертв, создала неслыханное давление на население и все институты общества, вела к нарастающим потерям. Ситуация «подтопленного судна» в буре и урагане, с уже деформированной конструкцией на разрыв, которое может спастись, но только если команда никогда не ошибается. Но если сама команда отделена от реальности, забита идеями и ложными ценностями, не имеющими к ней никакого отношения, и уверена в том, что судно никто и никогда потопить не может, то ему недолго держаться на плаву, и оно уйдет на дно в самой короткой и жестокой форме. Так и случилось. Тем более, что дорога от февраля к октябрю 1917 года – это путь все нарастающих рисков, волатильности, неопределенности, многоначалия и анархии в обществе, когда новые (а, по сути, старые) люди, пришедшие к власти, временные, не справились с управлением. Военное давление, падающая экономика, нарастающие отчаяние и страх, «низы», выходящие из-под контроля, неспособность управлять – и страна пошла вразнос. Октябрь 1917 года – экстремальный ответ на вызовы, равные ему по экстремальности. В «венерианских» по жестокости условиях не могли не быть созданы институты, экстремальные, экстремистские по природе, как бы они ни смягчались со временем. Большевизм и сталинизм вместо социал-демократии, административная экономика вместо социальной рыночной, диктатура пролетариата и личная диктатура, тоталитаризм – вместо демократии, пусть даже в латиноамериканском духе. Но в извращенной форме вновь была воссоздана империя, расширяющая свои границы. Вновь возникла модель жестко централизованного управления и концентрации власти в немногих руках. Вновь основой общества стали «человеческие ресурсы» - низкой цены, немобильные, закрепленные за землей или за крупнейшими предприятиями, народ без собственности, растрачиваемый, как дешевый ресурс. Вновь заработал механизм негативного человеческого отбора, вечного отставания в модернизациях после рывков, нарастающих проблем в качестве жизни и управления. Все это не могло не придавать обществу 1917 – 1991 годов характер временной конструкции. Конечно, 1917 год открыл социальные лифты. Никто не спорит, что он создал всплеск человеческой энергии и творчества для тех, кто стал новой интеллигенцией или вошел в новые элиты. Нельзя сомневаться в том, что идеи равенства, общей собственности, служения всем могут быть мотором развития. И всем понятно, что именно 1917 год стал исходником для технологических модернизаций, приведших к тому, что к 1990 г. Советский Союз был крупнейшей индустриальной, хотя и полувоенной страной. Но какой бесчеловечной ценой это все произошло, с какой растратой людей, их энергии и талантов, с какой низкой эффективностью и с какими объемами принудительного и полукрепостного труда! И с каким истощением страны! В 1982 г. в городе Комсомольске-на-Амуре, набитом колониями и поселениями для бывших заключенных, строительными войсками, среди крупнейших оборонных заводов и строек века банка сметаны была счастьем. И это – личное свидетельство. В городе Северодвинске, великом центре подводного судостроения, через почти сорок лет после окончания войны, были карточки на отдельные виды продовольствия. И это тоже – личное свидетельство. Если бы существовала альтернативная история и если бы февральская демократия 1917 года оказалась бы эффективной и смогла бы удержаться у власти, то можно не сомневаться, что подобные трансформации – всеобщее образование, модернизации, всплески человеческой энергии – обязательно бы произошли, но это был бы другой народ – с численностью гораздо большей, с собственностью, совершенно иной, качеством труда и продукта – совершенно иным. Проклятое «если бы», за одним исключением. Мы все тогда бы не родились, потому что мы – дети той истории, которая состоялась, дети выживших в ней. 2. Какие уроки из Октября и опыта советской власти должен извлечь наш современник, независимо мыслящий российский интеллигент, чтобы не повторять прошлых ошибок? Первый урок - то, что было, есть и будет в России и то, что случилось в 1917 – 1991 годах и позже – это мы сами. Это функция от наших традиций, от коллективного характера, от того, как устроены наши «коллективные эмоции», наша общая логика, от того, как столетиями устраивалась жизнь на Великих северных и восточных равнинах. От того, как здесь боролись за выживание. От того, что такое «мы» - как коллективный человек. Второй урок - кажется, что уже столетиями имеем дело с одним и тем же коллективным человеком, воспроизводящим схожие формы общественно-экономического устройства. У него тяжелый характер. Он привык быть субординированным, привык прислоняться к вертикалям и крупному, к государству, в том числе, пытаясь быть защищенным, он – временщик, способный жить без собственности, веками создавая времянки и, поколения за поколением, разрушая и переустраивая их. Попробуйте найти гражданские строения XVI – XVII веков. Он привык служить, привык растворяться, не подчиняя жизнь дому и своей семье на несколько поколений вперед. Этот коллективный человек знает себе низкую цену. И вместе с тем в собственной жизни, прислонившись к вертикалям, он не верит, что его в конце концов защитят, и ведет себя, как «волк в лесу». Отсюда «взять и убежать», короткие временные горизонты, резкость и экстрим в решениях. Число людей, желающих всех перестрелять, кто виноват, что жизнь такая, никогда не уменьшается на Руси. От четверти до трети «часто испытывали это желание» (опросы Института социологии РАН в 1995 – 2011 гг. И странным образом, будучи мало мобильным и не склонным к рискам и инновациям, этот коллективный человек, двигаясь рывками, освоил самые крупные в мире пространства и принял на с