иллюзия, свойственная не только либеральным интеллигентам, но и прочим нашим интеллектуалам — что люди инстинктивно тянутся к разумному и лучшему и что удачный чужой пример побуждает их ему подражать. Северная Корея опровергает эту мифологию каждым днем существования гораздо более радикально, чем ее опровергли сама Россия и сами россияне на всех этапах своего развития, включая и нынешний. Рассуждая рационально, невозможно вообразить, чтобы рядом с богатой и процветающей страной существовала страна предельно бедная и застойная, но ее режим чувствовал себя весьма уверенно, а жители взирали на соседей с чувством превосходства. По формальному счету, ВВП Южной Кореи (подсчитанный по паритетам покупательной способности) составляет $2,5 трлн и превосходит северокорейский (что-то около $40 млрд) раз в шестьдесят, а на душу — в тридцать. Невозможно объяснить устойчивость северного соседа только беспощадностью режима и изоляцией подданных от внешнего мира. Те северокорейцы, которые этого хотят, в общих чертах знают, как живет Юг. Но явно не все они туда стремятся. Вера в то, что тамошние жители мигом удрали бы оттуда, только дай им волю, — один из мифов, характерных для России, но самой российской практикой не подтверждаемых. Ради чего живет эта страна? Не скажу, что это так уж понятно, но предположу: просто ради того, чтобы ею правили Кимы. Другой самобытности и других преимуществ перед соседями тут нет. Зато главная и единственная национальная цель достигнута с самого начала, и на внутреннем фронте больше стремиться просто не к чему. От добра добра не ищут. Правда, по тем слухам, которые иногда просачиваются наружу, каждый очередной монарх устраивает какие-то экономические и прочие реформы и даже, говорят, радикальные по замыслу и глубине. Но с тем, что Северная Корея остается сама собой, не спорит никто. Российские интеллектуалы мазохистского склада любят порассуждать о неисцелимых дефектах российской культуры, которые с неизбежностью якобы конвертируются в диктатуру, имперскость и агрессию. Не углубляясь в эту богатую оттенками тему, отметим, что Корея, наряду с прочими мифами, опровергла и этот. Традиция, которую унаследовали две Кореи в середине XX века, при распаде этого края надвое, была одна и та же. И на одном фундаменте возникли два принципиально разных общества. Общая культура то ли не мешала этому расхождению, то ли сама раскололась. Объяснять причины предоставим ученым, а сами просто отметим свершившийся факт. Который, применительно к России, не вселяет никакого оптимизма. Встав на свои рельсы, КНДР уверенно по ним катит, какие бы либеральные зацепки ни крылись в тамошней культуре. И так три четверти века. И Россия ведь тоже катит по особому пути. И предполагать, что воспоминания о Пушкине и Бродском способны поменять траекторию этого движения, нет причин, независимо от того, являются ли они для Путина помехой или, наоборот, подспорьем. Что же касается роли правящих лиц, то популярные в нашей интеллигенции представления, что они зависят от так называемых элит или от народных масс или хотя бы от давления более мощных иностранных сил, последовательно опровергались опытом каждого очередного монарха из династии Кимов. Манипулировать Сталиным, Мао Цзедуном и Хрущевым оказалось простым делом. Надо было только не иметь тормозов, считать себя богом и ни с кем не церемониться, включая собственный народ и его «элиту». Ким Чен Ын владеет этими навыками вполне на уровне дедушки — судя по тому, как он играл в кошки-мышки с простаком Трампом и ни капли не уступал Китаю, хотя его режим до российско-украинской войны целиком зависел от торговли с этой державой. Напав на Украину, Путин бросился к нему за помощью, как некогда Ким Ир Сен к Сталину, с той разницей, что российскому вождю есть чем заплатить собрату за оружие и услуги. Путин в своей управленческой практике сам понемногу нащупал «северокорейские» ходы, но отшлифовать их может, только беря уроки у грозного пхеньянского коллеги, младшего по годам, но не по государственной силе. А сама эта сила, приводящая в трепет ближних и дальних, от Сеула и Токио до Вашингтона, опровергает еще один привычный в нашем кругу миф — что о военной мощи государств узнают из таблиц экономических потенциалов и официальных оборонных бюджетов. В таких координатах боевой потенциал КНДР должен быть микроскопическим. А у нее четвертая по численности в мире армия (1,5 млн бойцов), превосходящая российскую и уступающая только китайской, американской и индийской. У нее ядерное оружие и ракеты, способные поразить всю территорию США, да еще при готовности и привычке этими ракетами постоянно грозить. И ее арсеналы, как показала российско-украинская война, ничуть не беднее западных. В страхе перед помешанным соседом Южная Корея держит под ружьем полмиллиона человек и тратит на вооружения почти $50 млрд. Это вроде бы больше, чем весь северокорейский ВВП. Но формальные сравнения только сбивают с толку. Вся КНДР, все ее 26 миллионов жителей, от мала до велика, работают только на войну. Все, что делается в ее экономике, можно и нужно считать военным производством — и никаким другим. Отсталость не помеха — технологии покупаются или крадутся за границей. Армия огромна, но за считанные недели может быть увеличена еще в несколько раз и пребывает в постоянной готовности выполнить любой приказ монарха как волю небес. И это длится уже три четверти века. *** Пока еще Россия не особенно похожа на Северную Корею. Страна Кимов выглядит как страшная сказка для образованных россиян. Как место, где главные российские страхи сбылись и увековечились...