Нужно создать сильное социальное движение,
создать сильные профсоюзы, развивать все формы самоорганизации, направленной против ущемления гражданских прав и достоинства. Иными словами, создание мощного социального движения и его объединение с демократическим политическим движением. Я не знаю ни одного примера, чтобы раскол в верхах произошел без этого. Более того, он и при наличии такого движения может не произойти. В Венесуэле люди выходили на улицы не десятками, а сотнями тысяч в 2014, в 2017 и в 2019 годах. Это, однако, не привело к расколу элит: несмотря на все ожидания, что выступят военные и свергнут авторитарный режим Мадуро — они не выступили. Там есть целый ряд конъюнктурных причин, но главное заключается в том, что такого рода режимы, как правило, держат все силовые структуры на крючке коррупции. Я думаю, это относится и к верхушке российских вооруженных сил, и особенно репрессивных структур — ФСБ и Росгвардии. Все эти люди — и в Венесуэле, и у нас — понимают, что в условиях демократии они в лучшем случае потеряют общественное положение и собственность, а в худшем — свободу. Это угрожает сделать ситуацию тупиковой.
В 1988 году Пиночет вынес на референдум
поправки в Конституцию Чили, согласно которым он должен был оставаться у власти до 1997 года. Надо сказать, что это было гораздо честнее, чем-то, что нам предлагает сейчас Путин. Пиночет этот референдум проиграл: 56% чилийцев сказали «Нет», к чему их призвала левоцентристская коалиция, которая через год сформирует демократическое правительство Чили. — Нам до этого далеко. — Да. Но это то направление, в котором следовало бы действовать. Я часто думаю о том, что большая часть нашего либерального сообщества занята главным образом размышлениями об отношениях внутри правящего блока и ожиданием раскола наверху, который должен привести нас к какой-то демократической трансформации. Общим местом является представление о том, что самым эффективным и безболезненным способом перехода от авторитаризма к демократии является так называемый «пакт элит», примером которого служит демократический переход в Испании и Бразилии. Но при этом совершенно упускается из виду тот факт, что расколу элит в обеих этих странах предшествовало нарастание, с одной стороны, мощного демократического, а с другой стороны, социального и профсоюзного движения.
Весьма вероятно, что правы те,
кто считает, что с принятием конституционных поправок предыдущие президентские сроки Путина перестанут принимать в зачет, и он начнет свою президентскую жизнь с чистого листа по как бы новой Конституции. К такому трюку неоднократно прибегали латиноамериканские президенты, пришедшие к власти на выборах, но затем решившие увековечить свою власть — Уго Чавес в Венесуэле, Даниэль Ортега в Никарагуа, Эво Моралес в Боливии. У последнего, правда, произошла осечка: его попытка переизбраться в четвертый раз в октябре 2019 года вызвала взрыв недовольства в стране, и ему пришлось уйти в отставку.
зависимость российской экономики от экспорта углеводородов,
так называемое «сырьевое проклятие», порождает у власти специфический менталитет. Когда основной доход руководители страны, они же крупнейшие собственники, извлекают из экспорта нефти и газа, большая часть проживающего в стране населения им, строго говоря, не нужна, она только мешает. «Сырьевое проклятие» еще больше усугубляет отсутствие государства как системы публичных институтов и крайне затрудняет необходимую институционализацию авторитарного режима. Очевидно, что главной целью является сохранение власти узкой группы людей. Поскольку власть так устроена, что уход от нее с высокой степенью вероятности означает и утерю собственности, то увековечивание личной власти становится по сути дела единственным средством сохранения собственности. В таких условиях институциональный механизм преемственности авторитарной власти создать очень трудно, если вообще возможно. Но мы попробуем! С этим очевидно связаны нынешние, весьма невразумительные попытки изменить Конституцию.