народ замещают на другой, более
трудолюбивый и непритязательный, на азиатов. Хоть власти прямо цифры не называют, «Коммерсантъ», должно быть, не от фонаря говорит о поставленной задаче «привлечь в Россию как можно больше новых граждан — от 5 млн до 10 млн». Это до 2025 года, и это — к уже имеющимся мигрантам. И это — на фоне стареющего и убывающего коренного населения России. (Я слышал более скромные контрольные цифры притока — 300 тыс. в год, но, возможно, они устарели.)
Как Кудрин когда-то копил деньги
в ФНБ - на чёрный день, так и «Единая Россия» копила членов, с тем, чтобы потом было, кого отчислять. Что ж, людей в партии много, не на один год хватит. Хоть каждый день изгоняй. Кого - за казино, кого - за разврат, кого - за пассивность и безынициативность.
25
Евгений Добренко:'Сталинский социализм был, по
Евгений Добренко:'Сталинский социализм был, по сути, смесью милитаризованного, насильственно и ускоренно индустриализуемого, но культурно и экономически отсталого аграрного общества с полуфеодальной системой отношений (партийная номенклатура, социальная иерархия) и собственности (колхозный строй), госкапиталистической эксплуатацией и бюрократизацией, однопартийной монополией на власть. И хотя эта модель имела мало общего с марксистским проектом, война убедила Сталина в правоте его концепции социализма Именно в позднем сталинизме находятся корни основных идейно-политических течений постсоветской эпохи. Именно после войны русифицируется и пересаживается на почву русской истории введенный в 1930‐е годы «советский патриотизм» – аберрация, которой будет питаться постсоветская ностальгия по сталинизму, основанная на том, что, как утверждала послевоенная пропаганда, советскость была вершиной русскости. Если в сознании человека 1920‐х, а отчасти и 1930‐х годов советское противопоставлялось русскому, то, как замечают А. Данилов и А. Пыжиков, во второй половине 40‐х годов практически все историческое полотно русской истории служило своеобразным подкреплением концепции советского патриотизма. По мнению властей, его корни должны подпитываться ярким российским прошлым, что выстраивало и обеспечивало своего рода преемственность великих дел и свершений русского народа как тогда, так и сегодня Хотя процесс этот начался в середине 1930‐х годов, он не успел до войны затронуть сознание миллионов людей. Помимо того что между изменением, например, школьных учебников и его последствиями для массового сознания существует значительный временной разрыв, этот временной разрыв был заполнен во время войны массированной националистической пропагандой – как советской, так и антисоветской. Отчасти поэтому после войны мы имеем дело с другой страной. Эти доминанты послевоенного массового сознания – десятилетиями внедряемые в полупатриархальном обществе антилиберализм, антимодернизм, антизападничество, антисемитизм – и привели к тому, что в условиях кризиса они массово воспроизвелись в сознании нового поколения. В этом смысле современная российская нация сформировалась именно в послевоенные годы. Постсоветская ностальгия по имперскому величию СССР, по его непобедимости и страху перед ним в мире – отнюдь не из 1930‐х годов (довоенные мифы о советской непобедимости и величии развеялись во время катастрофы 1941 года). Они именно из послевоенной эпохи. Оттуда же и государственный культ Победы, и Сталин – победитель в войне, перед которым «трепещут» великие державы. Ностальгия по СССР имеет вполне точную хронологическую локализацию: это ностальгия по послевоенной эпохе, по позднему сталинизму, когда Советский Союз «боялись и уважали». Истоки этой ностальгии также позднесталинские: революционная футуронаправленность довоенного сталинизма полностью исчерпалась, привлекательный образ будущего в современной России не сформировался, а современность заменилась политическими импровизациями очередного автократа. Евгений Добренко Поздний сталинизм Эстетика политики Том 1
соцопрос по вопросу сохранения Конституции
становится ближайшей возможностью для политической мобилизации.Оппозиционные политики (по крайней мере, их часть) постараются воспользоваться шансом и представить псевдореферендум в качестве вотума недоверия нынешней политике Кремля и продлению полномочий Владимира Путина. Юлией Галяминой и ее единомышленниками уже запущена кампания «Нет!». Она призывает голосовать против поправок, а тех, кто видел одноименной фильм, отсылает, в частности, к событиям чилийской истории: в 1988 году большинство граждан страны высказались против Аугусто Пиночета в ходе одноименной кампании. В нашем контексте решительное «Нет!» сказать, скорее всего, не получится, но даже в этой ситуации у оппозиционеров могут быть конкретные и реалистичные цели.Во-первых, провал голосования в крупных российских городах (Москва, Петербург, Екатеринбург) может продемонстрировать слабость кремлевской политики на федеральном уровне. Во-вторых, сохранение действующей Конституции (или по крайней мере отказ поддерживать кремлевские версии поправок в нее) может стать общей оппозиционной повесткой и второй точкой консолидации — наряду с борьбой против политических репрессий.