Я сам на многое глядел — мол, не беда, придет расплата, — но здесь, по-моему, предел. Здесь просто точка невозврата, за коей, Господи прости, все рухнет вниз неудержимо. Нельзя полемику вести о легитимности режима. Нет оправданий и защит у современников злосчастных. Всяк соучастник, кто молчит. Кто шепчет, тоже соучастник. Есть вещи, общие для всех: забудем внутренние войны. Порою ненависть — не грех, Войнович говорил покойный. А впрочем, желчному уму внушила прошлая эпоха: мы вяло любим потому, что ненавидим тоже плохо. Пускай Россия заживет определенно, строго, чисто: «Наука ненависти» — вот чему нам надо научиться. Войну мы помним четко так не для того, чтоб бить по нервам, — у нас сегодня тот же враг, что был у дедов в сорок первом. Определенность и война, при том, что дело наше право, — вот в чем действительно сильна моя бессмертная держава. Довольно, хватит голосить, о снисхождении просить, кричать, что в правде наша сила, — есть то, что можно выносить, но кое-что невыносимо. Есть белый цвет и черный цвет — о прочем правнуки рассудят. Оттенков нет. Акцентов нет. Пощады нет.
И им не будет.
https://www.novayagazeta.ru/articles/2018/07/28/77322-opredelennoe
Игорь Эйдман:”Войнович не дожил до краха путинского режима, но успел поставить ему убийственный диагноз
Войнович против власти КГБ и Солженицына-
Умер Войнович. Он был замечательным писателем и человеком выдающейся интеллектуальной смелости. Владимир Николаевич бросил вызов не только советскими властям и КГБ. Он совершил, наверное, еще более отчаянный поступок — покусился на гуру и священную корову позднесоветской интеллигенции — Солженицына.
Войнович одним из первых обратил внимание на то, что к бегству от свободы приводит не только коммунистическая идеология, но и «солженицынщина», включающая православие головного мозга, идеализацию дореволюционной России, патриотизм и государственничество, ненависть к революционно-демократическому движению и плюрализму, культ патриархальной национальной архаики.
Войнович всю жизнь высмеивал “русский адат” — систему консервативных традиций и социальных обрядов, господствующих в России на протяжении веков. Он был последним шестидесятником; не только представителем поколения «детей 20 съезда», страстно ненавидящим сталинизм, но и продолжателем традиций шестидесятников 19 века (Салтыкова-Щедрина и др.), издевающимся над любыми государственными святынями и авторитетами (типа культа ВОВ).
Войнович оказался пророком. Он не только понял, что в постсоветской России власть перейдет от партии к КГБ. Он жестоко высмеивал увлечение московской интеллигенции религией и эзотерикой, сословной архаикой, выдуманной идиллической царской Россией; в общем, тем, чем нас сейчас кормит путинское ТВ и пропаганда. Он предчувствовал, что все это может стать идеологической основой нового авторитарного режима.
Худшие его опасения сбылись. К власти в России пришел гибрид серого КГБешника Лени Букашева и православно-монархического монстра Сим Симыча Карнавалова (из «Москвы 2042"). Войнович не дожил до краха путинского режима, но успел поставить ему убийственный диагноз, не дающий шансов на выживание в современном мире
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=1961472070582429&id=100001589654713
Александр Морозов:”в “посткрыме” исторический выбор сделан и это будет государство “Новая Евразия”, в котором канонизированы Сталин, Николай II и Ямпольская с Михалковым. Таков тут сценарий “нацбилдинга”. Он, конечно, радикально расходится с тем, как виделась концепция “русского мира” в 90-е гг. Понятно, что если бы на обломках СССР сформировалось то, за что боролись русские националисты тогда, то сейчас Патриархия уже канонизировала бы лидеров Тамбовского и Ярославского восстаний. Поскольку это был бы нацбилдинг, как и во всех соседних странах, где восстановление национальных государств неизбежно сделало акцент на “борьбе за свободу от большевиков”. Ну тут “так не получилось”. И развилка окончательно пройдена: все институции встраиваются в “Новую Евразию”, а в ней — по определению — невозможна никакая “борьба за свободу” — поэтому “византийско-шевкуновской” ревизии должны быть подвергнуты все эпизоды, которые хоть в какой-то мере отсылают к “борьбе русского народа за свободу” (восстание 1825 года, все революционное движение, все кадеты, антибольшевистские восстания, белое движение, антибольшевистское сопротивление русских во время второй мировой войны и т.д.). Народ государства “Новая Евразия” возник, получил суверенитет и институты в результате борьбы с Германией 1941–45. Это единственный эпизод “борьбы русского народа за свободу”, который может быть успешно присвоен “Новой Евразией”, поскольку тут открыто место и для всех остальных оседлых и кочевых племен бывшего СССР. “Новая Евразия” — это, конечно, не империя. Это — национальное государство (с “евразийской нацией”, как аналогом “советского народа”), причем на той фазе, на которой оно находится после Крыма — это именно “политическая нация”, которая очень активно отстраивается от остального мира, очень четко фиксирует для себя “образ врага”, проводит “сегрегацию” внутри себя, поскольку в период “политической нации” всегда происходит отторжение каких-то групп, — иногда незначительных или целых сословий.