АРНОЛЬД ХАЧАТУРОВ ВЫЯСНЯЛ У ИЗВЕСТНОГО ПОЛИТОЛОГА, ЧТО ТАКОЕ «МАФИОЗНОЕ ГОСУДАРСТВО» — НАПРИМЕР, ПО ИМЕНИ РОССИЯ
«Мафиозное государство» — это не просто клептократия, а хищнический режим, где процветает ярко выраженное централизованное рейдерство. Это то, что случилось в России и в Венгрии. Поясню, что я имею в виду. Есть разные виды рейдерства: черное, серое, белое и так далее — смотря какие способы захвата имущества вы используете. В России в начальной фазе «олигархической анархии» в 1990-е рейдерами были в основном ОПГ, забиравшие собственность у других групп. Но со временем появилось и белое рейдерство, при котором только главный патрон имеет право забирать чужую собственность. Вот почему это называется «плата за протекцию» — патрон защищает вас от других рейдеров. Это совсем как мафия, которая не дает альтернативным группировкам на своей территории облагать налогами людей.
Я называю эту структуру «приемной политической семьей». Это своего рода клан, где некровные отношения превращаются в квазиродственные. В таких кланах pater familias находится на самом верху. Это не «захват государства» (state capture), о чем говорят многие западные наблюдатели: якобы олигархи захватили власть и шантажируют политиков. Наоборот! В «мафиозных государствах» политические предприятия сами захватывают экономические рынки и их монополизируют.
Здесь одновременно есть и формальные демократические институты, и мафиозная организация правящей системы, которая осуществляет нелегальное принуждение по отношению к обществу.
— Разница между реальной мафией и «мафиозным государством» в том, что классическая мафия не имеет публичного авторитета и поэтому часто использует средства физического принуждения. Когда «политическая семья» управляет страной как криминальной организацией, у нее есть налоговые органы, полиция, правительство, парламент и так далее — ей не нужно использовать физическое принуждение в таких масштабах. Даже в самые мягкие времена коммунизма было гораздо больше насилия, чем сегодня. Тогда насилие осуществлялось КГБ и другими формальными органами. Сегодня даже в тех случаях, когда это необходимо, оно часто отдается на аутсорсинг в квазивоенные формирования: в лояльные государству НКО или даже в криминальные организации, которые делают за режим грязную работу.
Здесь выборы представляют собой акции демонстрации лояльности. Кандидаты не имеют равных возможностей — если кто-то становится опасен, его убивают или лишают возможности участвовать в выборах. В остальном речь идет о том, что я называю политико-экономической патримониализацией. Это значит, что на политической сцене эти режимы упраздняют автономные институциональные позиции. Но для того, чтобы резко снизить необходимость в физическом принуждении, даже этого недостаточно. Надо уничтожить автономные позиции еще и в экономике. Поэтому они превращают любые отношения в обществе в патрон-клиентские отношения.
Вот почему российские ученые Андрей Рябов и Рустам Нуреев используют термин «власть-собственность» — одно не существует без другого. Принятие решений изымается из формальных институтов и переносится в смесь из неформальных и формальных механизмов в рамках политической семьи. Это можно назвать двором главного патрона. Есть несколько людей, которые входят во двор, при этом неважно, занимают они какую-либо формальную политическую позицию или нет.
Идея, что можно построить демократический режим на любых исторических руинах, — это иллюзия. Даже Европе понадобилось несколько веков, пока не появились такие паттерны социального сосуществования, на которых можно было строить демократию. Почему мы думаем, что в посткоммунистических странах эту работу можно проделать за пару лет?
http://www.colta.ru/articles/mosty/18126
Новая газета:”Открытое письмо россиянам в преддверии ЧМ по футболу от семей погибших в катастрофе малайзийского Боинга
Письмо с подписями родственников жертв катастрофы МН17 в редакцию «Новой» прислал Джон О’Брайен, отец 25-летнего Джека О’Брайена, погибшего в небе над Донбассом 17 июля 2014 года. От имени семей погибших он попросил опубликовать их послание россиянам.
Прошло уже почти четыре года с того момента, как были разрушены жизни наших семей, но мы все еще пытаемся осознать, что же произошло. Наши любимые были убиты в войне, в которой они даже не принимали участия, в войне, к которой они не имели никакого отношения. Мы знаем, что они не единственные жертвы этого противостояния. Были убиты более 10 000 человек, в большинстве — мирные жители. Их семьи скорбят так же, как и наши, не понимая, за что были отобраны жизни их близких.