А потом сами знаете что было. Санкции и контрсанкции, которые по степени вредоносности санкциям не уступали. Изоляция и осажденная крепость. Пенсионная, если можно так выразиться, реформа на фоне общего понижения жизненного уровня. Провальные губернаторские выборы в депрессивных регионах, где население соглашалось голосовать хоть за черта лысого, лишь бы не за кремлевского ставленника. В итоге — резкое понижение индекса доверия любимому руководителю и возложение на него лично полной ответственности за все, что творится в государстве, 62 процентами опрошенных россиян.
Оттого и пришлось вернуться к наработанным технологиям. К войнушке как средству пробуждения в гражданах чувства смертельной опасности, соединенной с чувством патриотической привязанности к начальству. В сентябре, когда украинские суда безнаказанно проплывали из Одессы в Бердянск мимо наших погранцов, было, вероятно, еще рано врагов таранить, обстреливать, калечить и прихватывать в плен. Теперь, месяца за четыре до президентских выборов на Украине, в ситуации, когда поднявшиеся с колен избиратели стали дико озираться и тихо бунтовать, общаясь с социологами, — пожалуй, пора. Чем и объясняется неожиданно обуявшая Владимира Владимировича страсть к морским боям в Азовском море.
Эти замыслы разоблачает Мария Захарова, находя поразительно точные слова. Бандиты, говорит, с большой дороги. Лапидарненько эдак и в лоб. Не ведая, что лепечет и какие выдает тайны. Это к ней, наверное, кремлевские придворные должны обращать сегодня известную цитату, отчаянный призыв: “Умоляю вас, молчите, Мария Владимировна. Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи”. Однако молчать она не умеет и не будет, и мы еще узнаем немало страшной правды, внимая ее бесхитростным яростным речам.
Александр Рыклин:”«Путин — это война»! российская погранслужба инициировала прямое боестолкновение между вооруженными силами России и Украины
беспрепятственное прохождение российских и украинских судов (хоть гражданских, хоть военных) через Керченский пролив обусловлено договором, который обе державы подписали еще пятнадцать лет назад, и о денонсировании которого ни одна из сторон пока не заявляла.
Впрочем, после захвата Крыма и фактической оккупации части юго-восточных областей этой страны апелляция к международному праву применительно к России выглядит несколько наивно.
Пока сложно прогнозировать все последствия инцидента, что случился на входе в Азовское море 25 ноября 2018 года. Но факт остается фактом — в этот день российская погранслужба инициировала прямое боестолкновение между вооруженными силами России и Украины. Примерно в восемь часов вечера российские пограничные катера открыли огонь на поражение по украинским судам. После чего суда эти были захвачены и отбуксированы в порт Керчи. Итог — шестеро раненых (двое, как сообщает украинская сторона, — тяжело), а двадцать три гражданина Украины были взяты в плен. Поздним вечером того же дня Совет национальной безопасности и обороны Украины, охарактеризовав действия России в Азовском море, как «акт прямой агрессии», принял решение о введении в стране военного положения. Оно вступит в силу в том случае, если будет поддержано парламентом страны, который соберется на внеочередное заседание в четыре часа дня в понедельник.
Эскалация любого конфликта — вот главная внешнеполитическая доктрина сегодняшней российской власти. Нынешним обитателям Кремля кажется (возможно, кстати, справедливо), что никакого иного способа остаться внутри мировой повестки у них не осталось. Другое дело, что такое положение вещей как раз и стало следствием всей российской внешней политики последних лет.
Главный вопрос, который сегодня стоит перед цивилизованным миром в связи с глобальной российской угрозой — а существует ли, в принципе, та черта, которую Владимир Путин переступить не осмелится? Вопрос, отнюдь, не праздный, если учесть, что мы говорим о державе, обладающей ядерным оружием.
Очень хочется верить, что большой войны избежать удастся. Что мировое сообщество найдет рычаги воздействия на, кажется, уже совершенно сбрендивших кремлевских начальников, полностью утративших ощущение реальности.