<В ловушке. Наблюдается становление почти
общего мнения, что разрешенные протесты против чего-либо в России выгодны власти, если втихаря ею же и не устраиваются. Более того, и простые выражения недовольства ею, будь то по ТВ, радио или в «новых газетах» уже считаются ей угодными, если, опять же, не ею же и подсказанными. Соответственно, даже на видных глашатаев правды века их поклонник уже посматривает с нарастающим подозрением. Хуже того, к ним теряется интерес. Быть безнаказанным борцом становится вредно для репутации. Таким вменяется то, что они наслаждаются свободой и славой, тогда как судьба соблазненных ими малых сих оказывается незавидной. Легкий на помине Лев Толстой, и тот впадал в горькое расстройство, когда толстовцев преследовали, а его не трогали, как ни напрашивался. Как всякое общее мнение, это чересчур общо. Не все Ксюхи, Веники и «новые газетчицы» разгуливают на поводках, но что им делать, если в глазах растущего числа соотечественников это именно так? Все громче доказывать свою независимость? Не все из них на поводке, но все в ловушке. Уйти из любимой газеты они могут все, отодвинуться от привычного микрофона – тоже, но закрыть газету, как и радиостудию, позволено не будет: эти клапаны для выпуска пара нужны Кремлю. Не исключено, впрочем, что там уже подумывают о явлении стране и миру свежих непримиримых лиц, новых, с виду более дерзких СМИ, писаний, вещаний и пуси-выходок. Так могут дойти и до того, что устроят, по известному примеру, высочайшее отречение.
<Власть никого не боится. После
2011-12 гг. (и в особенности, после Крыма) она сумела отстроить надежную систему, обеспечивающую и охраняющую ее интересы и безопасность. Да, не без издержек в виде международной изоляции, санкций и стагнации (и даже ползучей рецессии), но всё находится под контролем, все денежные потоки идут куда и кому надо, а оппозиция, семь-восемь лет назад видевшаяся или казавшаяся угрозой хотя бы в перспективе, сведена к чисто рефлекторному протестному движению, ни на какую власть не претендующему и никаких программ не имеющему. Разумеется, каждой группировке, структуре, корпорации во власти – а это только слово такое «власть», на самом деле это целый конгломерат разных интересов разных людей – хочется, чтобы именно ей доставался кусок пожирней да погуще, и между ними идет непрерывная подковерная борьба, но только в рамках и границах общей консолидации власти, обеспечивающей всем им вместе полную уверенность в надежности, прочности системы и в ее завтрашнем дне (о после- и после-после-завтрашнем никто не думает: с одной стороны, так далеко ничего не просматривается, а с другой, живем одновá, и после нас – хоть потоп). Но пока у власти и тех, что при ней, всё хорошо и спокойно. Комары, правда, немного досаждают. Понятное дело, что комары – это не смертельно, но досаждают и не дают радоваться жизни в полной мере. Комары – это мы. Увы, но это так: даже на самый большой (и согласованный!) митинг на Сахарова в самом политизированном городе - в Москве вышло 50 тысяч человек – меньше трети процента москвичей! Досаждают, а потому хорошо бы их либо вообще извести, либо загнать в какое-нибудь болото, откуда бы они не вылезали (да, еще не худо бы сделать так, чтобы новых не нарождалось). И вот тут каждая структура и группировка, каждое ведомство во власти выдумывает, кто что может, стараясь продемонстрировать свою нужность и полезность, напрямую связанные с распределением денежного потока. Вполне себе автономно, кто во что горазд. Время от времени получается, а иногда нет – комары только пуще налетают и досаждают. Тогда можно назад сдать немного, раз такое дело. Ведь никто судье Криворучко по «прямому проводу из Кремля» не диктует, сколько лет дать Иванову-Петрову-Устинову-Котову: не маленький – на то и судья, сам должен чувствовать, какой и откуда ветер дует (для того и держим) – а не прочувствовал ситуацию, перебрал, возбудил комаров сверх обычного – можно и поправить, дело нехитрое. Только вот таким манером – два шага вперед, шаг назад – они с нами, комарами, действительно потихоньку справляются. Чтобы не досаждали. Потихоньку. Но бросьте взгляд назад: как далеко нам пришлось отступить за последние лет семь-восемь! И продолжаем отступать, огрызаясь в арьергардных стычках. Так что власть-то спокойна – она упрямо гнёт свою линию, что комарам здесь не место. А истерика – это у нас, в узком активистско-протестном междусобойчике, который так хочется назвать гражданским обществом, или хотя бы остатками гражданского общества, да не получается, увы! Я, поверьте, всё это знаю изнутри, а вот сейчас, по болезни оказавшийся в роли стороннего наблюдателя, вижу всё это еще отчетливее и яснее.