Приоритетный национальный проект «Образование» 2006 года многое прояснил - будто положили под увеличительное стекло всю идеологию нынешнего Минобраза. Знаменитая фраза «У нас денег больше, чем проектов» обрела детализированное выражение. Фактически, конкурса школ и учителей не было: объявили о квотированном награждении «успешных и эффективных» за то, что они «успешные и эффективные». К участию в проекте допускались элиты - только учителя первой и высшей квалификационных категорий, только школы, обладающие статусом экспериментальных площадок (среди других требований почему-то значился выход в интернет). Наивные возражения практиков: титул - не знак качества, далеко не каждый учитель высшей категории есть хороший учитель, не каждая распальцованная школа дает хорошие знания, как и напоминания о том, что инновационный бум 90-х вовсе не дал массовой школе благодати, - услышаны не были. Титулованные учителя получили по 100 тысяч рублей, упакованные школы - по миллиону; вот, собственно, суть проекта. Процветающим вузам тоже обломился хороший кус.
Бедным, трудно живущим, изначально поставленным в тяжелые условия не дали ничего. И, по всему судя, уже не дадут. Они неперспективны, как распутинские деревни. Хорошо бы их затопить ради грядущих образовательных ГРЭС.
Министр отпущения
Сложился контекст, в котором «самый публичный министр» и в немногих своих «движениях к добру» обречен быть превратно истолкованным. С какой бы полезной инициативой ни выступил Фурсенко, поднимается хай и лай, дальше второй фразы не слушают. Два года назад пресса кричала: Фурсенко закрывает вузы в Самарской области! В реальности же, были приостановлены на полгода лицензии филиалов частных университетов в Тольятти и Жигулевске (вузы известного рода: арендованный на вечер школьный класс, один компьютер в бухгалтерии). Фурсенко не устает говорить о сокращении бюджетных мест в вузах - и мало кто из негодующих слышит, что речь о сокращении непрофильных специальностей. Например, журналистика в педуниверситете или психология в металлургическом: заранее понятен уровень и журналиста, и психолога (к тому же, есть куда сокращать: по закону государство должно содержать 170 студентов на 10 тысяч населения, у нас же сейчас - 210, при этом недобор в профтехобразовании, страшная нужда в квалифицированных рабочих и инженерах при перепроизводстве скороспелых экономистов, юристов и менеджеров). Фурсенко не смог (или не захотел?) запретить обязательное преподавание «Основ православной культуры» в четырех регионах, которые ввели ОПК в обход Минобра, - но был жестоко освистан православной общественностью на Рождественских чтениях за «антиклерикализм». На екатеринбуржском форуме «Молодежь меняет мир» зал стонал и плакал от безобидных фурсенковских оборотов вроде «нельзя войти в одну воду дважды». Подумаешь, «в воду»!
Бронебойные удары по социальной составляющей образования перемежаются уверениями в его доступности и бесплатности, а то и совершенно нелогичными, почти популистскими акциями. Например, поправки в закон «Об образовании» о невозможности исключить из школы ученика, не достигшего 15 лет, и об обязанности органов устраивать жизнь исключенного; как ни посмотри, а это мера соцзащиты неблагополучных детей, небольшой шанс отсрочить или предотвратить уличное будущее. Или намерение не платить стипендии обеспеченным хорошистам («Когда на эту стипендию студент заправляет свою машину, а рядом стоит тот, кому эти 600 рублей жизненно необходимы, я считаю, что это не просто неправильно, это аморально»). Или настойчивые призывы к введению обязательного полного среднего образования.
Правая рука отнимает, левая защищает. Но правая - доминирует.
Если песню запевает молодежь
Яйца, пощечины, свист - привычное для Фурсенко дело. Он пытается оставаться элегантным: снимает пиджак, забрызганный яйцами, и объясняет: «Ведь в любой реформе принципиально важен диалог».
«Это моя гражданская позиция!» - заявила нацболка Саша Сафронова, когда ее схватили за руку, отвесившую пощечину Фурсенко. Было это на совместной с министром образования ФРГ пресс-конференции. «И в чем же она?» Девушка промолчала. Расшифровать свою гражданскую позицию ей было не под силу. «Иди, деточка», - ласково сказал министр. Пресс-служба лимоновцев заявила, что Фурсенко удостоился оплеухи за «коллапс образования» и за поддержку «Наших» (в одну телегу…) - точнее, за то, что, по мнению нацболов, нашисты побили лимоновцев бейсбольными битами. Сама же Саша не без кокетства рассуждала в интервью, что если Фурсенко подаст на нее в суд, она «разочаруется в нем как в мужчине». Но все это было уже остроумие на лестнице, а вот молчание нацболки произвело сильное впечатление и окончательно маркировало молодежный протест как декламацию на самовзводе. Однако солдат ребенка не обидит: репрессий не последовало.
Здесь напрашивается параллель. В 1898 году министр просвещения Н. П. Боголепов получил прошение юноши Петра Карповича, отчисленного из Московского университета за подстрекательство к бунту, о дозволении поступить в Императорский Юрьевский университет - и дозволил. А через три года Карпович (из Юрьевского тоже исключенный, не для учебы же он туда поступал) пришел в приемную Боголепова и разрядил в него пистолет. Боголепов умирал две недели в страшных мучениях; Карпович же через семь лет сбежал с поселения в Забайкалье, пробрался за границу, сотрудничал с Евно Азефом и в марте 17-го, возвращаясь из Англии в освобожденную Россию, утонул в Северном море вместе с пароходом, атакованным германской подлодкой; по всей вероятности, Россия потеряла будущего яркого комиссара.
Поводом для теракта было известие об отправлении 183 студентов Киевского университета в солдаты - согласно принятым в 1900 году «Временным правилам», студентов могли ссылать в армию за «дерзкое поведение, за подготовление беспорядков». Вопреки всеобщей убежденности, писал и внедрял эти правила С. Ю. Витте. А убили Боголепова.
Вот и «нашизм» - совсем не порождение Фурсенко, но пощечины и негодование левых летят в него. И еще Бог весть, чем это закончится.
Пусть неудачник плачет
Фетиши Фурсенко - «инновации», «эффективность», «рентабельность», «конкурентоспособность», «результативность». Ценности, требующие нормальной волчьей хватки, «рыночного мышления», известной человеческой безжалостности. (Недавняя инициатива Андрея Александровича - обучать директоров школ менеджменту; прежде всего, по его мнению, они должны быть профессиональными управленцами. Или - фандрайзерами?)
Эти ценности противоречат всему духу и природе российской школы - доброй, злой, сильной, слабой, плохой, хорошей, разной. Дети живут и растут в школе, а вовсе не «готовятся вписаться в рынок труда»; нет таких антропометрических инструментов, которыми можно измерить культурную память или этические установки, воспитанные школой. Ребенок из тяжелой семьи, с неблестящей генетикой, которого хорошие учителя спасли от улицы, а может быть, и от тюрьмы, не покажет результат, не придаст школе конкурентоспособности, не принесет денег, но общество прирастет одним социально выносимым гражданином, - это развитие или стагнация?
Инициативы министра то и дело ставят общество перед этическим выбором: справедливо или рентабельно? Милосердно или эффективно? Честно или результативно?
Трудно быть гадом. Но есть один непоправимый дефект, мешающий Фурсенко - лично ему - стать окончательно «эффективным» и «конкурентоспособным»: он слишком сын своего отца и слишком ученик своего учителя. Это прекрасная слабость и тяжесть - она обязывает к разрушительной рефлексии, заставляет давать обратный ход, сомневаться, договариваться, иногда проигрывать. Отсюда мучительные дискуссии, готовность к компромиссам, постоянные апелляции к общественному мнению и замечательная непоследовательность жестких решений, оставляющая надежду на провал очередных хирургических планов.