Мог бы оказаться и раньше - Витек в дом заходил запросто, и по праву близкого соседства, и по отдаленному родству: его старший брат - племянник Татьяны. Володя иногда брал его на работу - подсобить, помахать лопатой, Татьяна подкармливала, отдавала донашивать мужнины рубашки. «Да он был нормальный, - говорит Татьяна, - не идиот, безобидный», - и сама верит, надо же в первую очередь себе как-то объяснять, почему такой парень был своим в доме.
Они пили чай у двоюродной сестры - отмокали после дня рождения, Сережа оставался дома с Витьком. Курили на крыльце - «и вдруг меня как ожгло изнутри», говорит Татьяна, совсем непонятная, но острая тревога, она помчалась домой. Витек увидел ее в окно и торопливо вышел навстречу - в штанах, но со всем генитальным хозяйством навыпуск. «Ты что это? - закричала она. - Ты как это?» - «Я сикать хочу», - застенчиво сказал Витек и убежал.
Сережа плакал, ему было очень стыдно говорить, он долго мучился, прежде чем произнести это непроизносимое, но все-таки сказал: «Мама, меня Витя трахал». (Здесь Татьяна начинает всхлипывать, а Володя стискивает кулаки.)
Витька, конечно, отловили и били, потом догнали и снова били, «хотя, знаете, кого там бить? ведь сморчок, смотреть не на что!» - и как знать, чем бы все закончилось, если бы не подоспели из района милиция и скорая, вызванные Татьяной. Врачи бегло осмотрели Сережу и сказали явиться в райцентр на обследование, а милиция увезла Витька.
Но через несколько часов она вернулась - уже за Татьяной.
V.
Наревевшись, отрыдавшись, кое-как успокоив сына, Татьяна с сестрой пошли в магазин за поллитрой - «снять стресс».
И когда шли обратно мимо дома Ч-х, у окна стояла, покачиваясь, пьяненькая улыбающаяся Роза.
Сейчас Татьяна называет ее не по имени, а протокольным словом «сожженная». В окне стояла «сожженная» и кричала Татьяне: «Танька! Твой сын теперь пидарас! Его все будут в жопу е…ать!»
Ей было весело, смешно.
Так рассказывает Татьяна, и двоюродная сестра подтверждает: стояла в окне, глумилась, радовалась. (Это Роза-то, Роза, та самая, которую Татьяна, было дело, два раза «спасала от верной смерти, отхаживала - бегала искала самогонку, чтобы ей в рот залить»!)
Растерзать? Растерзать! Но дверь была заперта изнутри.
Татьяна принесла соломы, обложила дом по периметру - и подожгла. Роза все видела, она сто раз могла бы выбраться, - в доме, как рассказывают, несколько окон были без стекол, но она не сдвинулась; она могла бы выбраться и тогда, когда Татьяна ушла искать полено, чтобы подпереть им дверь. То ли боялась попасть в руки Татьяны, то ли просто плохо понимала, что происходит. Не металась она и в последние минуты жизни, на помощь не звала - обугленный труп пожарные нашли на диване, сидела ровно, аккуратно. (Уже когда дом полыхал, односельчанка, свидетельница Лысикова, отпихнула полено и попыталась открыть дверь - но она по-прежнему была заперта изнутри.)
Теперь что же: Татьяна, плача, говорит, что убивать не хотела, а хотела попугать, - «от сердца говорю: не хотела!» - ну и чтобы она заткнулась, наконец, чтобы замолчала; говорит также, что представляла себе, собирая сено для поджога, как Сережа будет ходить в школу мимо этого дома, а неуязвимая Роза вот так же встанет у окна и начнет кричать ему, маленькому, про жопу и пидараса, - и что не будет на нее никакой управы, и не будет спасения. «А бревно, - говорит она, - я положила, чтобы оно горело, я не подпирала эту дверь-то, не подпирала я ее!» - говорит и, похоже, сама верит, что полено - горючее не хуже бензина.
Самое загадочное: экспертиза установила, что дом загорелся изнутри, из сеней. «Ты в окно к ней, что ли, влезла?» - спрашивал следователь. Но там были такие узкие окошки, что громоздкая Татьяна застряла бы уже в шее. (Роза-то пролезла бы, она была худенькая, как подросток; жительница Южного, встретившаяся на окраине, сказала про покойницу не без зависти: «Испитая вся - а девочка девочкой! у нее и грудки стояли, и мужикам нравилась, ведь в темноте лица не видно».)
Вину свою в поджоге Татьяна признала, но считать себя виновной в умышленном убийстве - отказывается. «Кто бы в душу мне заглянул! Не хотела я ее убивать, не хотела!»
…Из- за ареста Татьяны Сережу так толком и не обследовали, и семья не знает, был ли, что называется, факт изнасилования -или только попытка. «Вот сидят два следователя. Один следователь пишет постановление о моем задержании, другой пишет мне документ завтра явиться с Сережей к врачам на экспертизу». Володе не с кем было оставить Илью, он постоянно под присмотром, на бабушку же можно оставить совсем ненадолго. Когда ее выпустили - три дня уже прошло, Володя с сыном сходили в баню и решили, что поздно, врачи следов не найдут. Возили к психологу, она прописала успокоительные таблетки. Люди в поселке относятся в высшей степени сочувственно, с пониманием, и учителя, и товарищи, никто не напоминает, не дразнится. Сережа почувствовал это всеобщее тепло и даже немножко разбаловался, например, порвал целых три альбома для рисования, когда у него не получался рисунок. «Ну я и не куплю ему больше альбомов», - говорит Володя. «А я куплю», - твердо говорит Таня.
Когда ее увезли, жители села написали письмо в прокуратуру с просьбой освободить Татьяну до суда, - подписались все, кого застали дома, и даже старшая, 23-летняя дочь Розы. За Витька никто никого не просил.
VI.
В Южном немногие скорбят о Розе, - но и Татьяну не все поддерживают безоговорочно. Вот если бы она Витька - тогда да; самосуд над педофилом - милое дело! Для него вспомнится уместный ветхозаветный императив, проявится сдержанное, но почти единогласное общественное одобрение. Совсем недавно в Екатеринбурге городской родительский комитет (общественная организация) пообещал премию в сто тысяч рублей каждому, кто доставит педофила в милицию, и один - студент, обнаруживший на железной дороге насильника и девочку, - уже благополучно награжден. Но куда интереснее обещание этого же комитета заплатить полмиллиона руб-лей всякому, кто при задержании ранит педофила или нанесет ему какое-то члено-вредительство, - правда, это уже называется не премией, а «вспомоществованием на адвоката». Спонсоры охоты - предприниматели, уральские «реальные челы», так они заботятся о безопасности своих и наших детей. По всему судя, легендарный «Город без наркотиков» обещает прирасти «Городом без педофилов».
Граждане- родители коротки на расправу -но кто их осудит, кроме Уголовного кодекса? Их ярость - благородная. Часто под раздачу попадают гастарбайтеры - такие же, как и Витек, деморализованные лютым телесным голодом. В Омской области до смерти забили ногами 40-летнего узбека: чин чинарем выпивали на берегу, привели на ночлег, как человека, - а ночью он, глядь, шестилетнюю дочку хозяев раздел и стал гладить. Милиционеры чудом успели спасти от самосуда 34-летнего таджика в Егорьевском районе Мособласти, после того как он заманил конфетами и изнасиловал 6-летнюю Настю. Впрочем, не только гастарбайтеры: в Казахстане отец 9-летней девочки зарезал в поле бомжа-насильника, в Москве родители пострадавших мальчиков сильно изуродовали 27-летнего педофила из Южного Медведкова. И Витек Ч. вполне мог бы оказаться в этом славном коллективе жертв собственной похоти, а Таня и Володя, отправившись в пенитенциарные заведения, мгновенно стали бы местночтимыми праведниками, - но вышло иначе, погибла мать Витька, а сам он живой и целый, и есть подозрение, что его придется отпустить - несовершеннолетнего, умственно и, по всей вероятности, психически неполноценного, а, в сущности, глубоко несчастного, жалкого парня, не оставившего о себе ни одного воспоминания, которое не было бы окрашено презрением и брезгливостью.