Несмотря на то, что свой гражданский долг я (равно как и многие мои товарищи и герои) выполнил и даже перевыполнил, я никак не могу понять, какое отношение имеет мое личное поведение к состоянию страны, в которой я живу. Ничего не знаю о том, как себя чувствует страна, где проживает г-н Авен, но касательно будущего моей земли предчувствия мои, пожалуй, апокалиптичны. Ни экономика этого государства, ни внешняя политика, ни отношение к гражданам и свободам, ни простые человеческие манеры представителей власти не дают мне надежды, что Российская Федерация сохранит свою географию и разберется со своей демографией.
Догадываюсь, что нечто подобное испытывают герои моей книги (даже нескольких моих книг). То, что не все они успели посадить свое дерево, ничего не отменяет. Зато многие из них успели посидеть (и поседеть) сами - во имя тех ценностей, с которыми многие их оппоненты с удивительной легкостью расстались, вполне благополучно устроившись в мире безо всякой там свободы и прочих парламентских благоглупостей.
Ничего, что я так примитивно рассуждаю? Все ведь гораздо сложнее, вы думаете? Ну, вот я так не думаю. В данном случае все достаточно просто.
Различие мое, равно как и моих героев, с г-ном Авеном примитивно и поверхностно: в случае кризисной ситуации он, совместно со своей семьей, если таковая имеется, сможет покинуть эту страну и наблюдать за ходом событий извне. Не так давно газета Times сообщала, что г-н Авен приобрел поместье Инглистон-Хаус площадью около 3,5 га еще в 2004 году за 8.55 миллионов фунтов (около $17 миллионов). Что бы там г-н Авен не писал про свою ответственность за эту страну, в нужный момент всегда можно будет сослаться на «взбесившееся быдло» - и в английский особняк с бомбоубежищем, заработанный праведными трудами, переехать. А я не могу вывезти отсюда ни себя - черт бы со мной, - ни своих детей, что меня, признаюсь, пугает. И сослаться мне не на кого.
И вовсе не страдания ищут герои мои - напрасно г-н Авен наделяет их поведение паразитарными смыслами: и в книге, и в жизни они, скорее, счастья жаждут, и пользоваться им умеют, и хотели бы разделить эту возможность с иными людьми.
«Вирус (левизны, разрушения, социализма) в большей части мира (отсталого во многом благодаря ему) кажется непобедим, - сетует г-н Авен. - И пишутся все новые и новые статьи - Валерия Ильинична Новодворская выдает по одной в неделю. Не помогает».
Когда я слышу подобные речи, мне каждый раз втайне хочется понимающе подмигнуть оппоненту - ну, не может же он всерьез все это говорить. Ортодоксальным социалистом быть сегодня и скучно, и нелепо. А вот ортодоксальным либералом по-прежнему вроде как прилично.
И если я Авену подмигну, он не поймет, что это я тут моргаю.
В итоге, во что я должен поверить? Что благодаря «вирусу левизны, разрушения, социализма» появился сегодняшний Китай, или вопреки вирусу? У нас же из истории родного Отечества известно, что все лучшее, созданное Советской властью, появилось вопреки ей, а все худшее - это дело рук гадких коммуняк.
Я всерьез должен поверить, что в дюжине латиноамериканских стран живут и богаче, и свободнее, и самобытнее, чем на Кубе? Что в Латвии несравненно лучше, чем в Белоруссии?
А что за вирус мучит Европу и США, с их все более усиливающейся растерянностью и откровенным креном в сторону госкапитализма, планового производства и прочих артефактов недавнего нашего прошлого?
Увольте меня из вашего черно-белого мира, где капитализм надо только разрешить, а социализм надо строить, причем исключительно на человеческих костях. Этот мир отменен давно, капитализм безусловно не менее жесток, жаден и страшен, чем любая иная форма правления миром, а свою бесперспективность доказали многие и многие идеологии; причем в России доктрина либеральная обессмыслила себя особенно стремительно, старательно и страстно. Я даже жалею об этом, честное слово.
В моей книжке много говорится о том, что новые времена все более идеологичными делают человеческую моторику, харизму, мужество.
Тем более что оппонировать на поле идеологий нынешней власти совершенно бессмысленно. Ввиду ее полной идеологической аморфности, власть в России в любое мгновение может принять «левый» окрас, может даже «красно-коричневый», а может и «оранжевый» - была бы необходимость, а PR приложится.
Посему идеологический спор меж мной и г-ном Авеном бесперспективен: и я куда более переживаю за други своя, чем за все идеологии вместе взятые, и г-н Авен, будь он действительно либерал, давно бы занялся в России другими делами, вместо руководства крупнейшим банком.
Что касается чисто человеческих претензий г-на Авена - что моими героями, моими товарищами и, возможно, мной самим движут «неудовлетворенные амбиции, лень и страх» - то здесь можно лишь руками развести.
Предполагаю, что вполне прозрачный страх движет г-ном Авеном, а моими сотоварищами движет бесстрашие, уж простите за высокий штиль.
Если «ленью» лукаво называть любое нежелание встраиваться в существующий порядок вещей - то, да, тогда и лень; правда, лень эта обладает странными свойствами - когда люди проявляют чудеса работоспособности и выживаемости в любых нечеловеческих условиях, попасть в которые для всякого ленивого человека было бы равносильно смерти.
Неудовлетворенные амбиции движут всеми нормальными людьми, и политические амбиции не хуже любых иных. Правда, в данном случае, я бы не говорил собственно про амбиции - потому что куда больше героями моими движет желание быть людьми, жить людьми, любить людьми - и отвечать за многое, за все, за целую страну, а не только за «рабочие места, стипендии - будущим инженерам» и все то, что не без сладострастия приписывает себе и г-н Авен, и многие ему подобные. Низкий вам поклон, что тут сказать. Только оставьте людям право измерять свою жизнь другими категориями. И не надо делать вид, что «рабочие места и стипендии» - это нечто такое, чего никогда не было в мире до вас, а потом вы это придумали и подарили людям, наподобие огня или колеса.
Г-н Авен в своей статье брезгливо помянул лишенный очистных сооружений, «самый грязный город в мире» Дзержинск, где жил я, а он не жил никогда. Такое ощущение, что Дзержинск построили нацболы, одарив неподалеку гостившего у бабушки молодого Авена астмой, о чем он сам вспоминает. Построили его, однако, не мы, но я все-таки замечу, что Дзержинск никогда не был самым грязным городом в мире, и даже в Советские времена делил звание одного из самых грязных городов со своими коллегами на Западе, вовсе не опережая их. В Оке, на которой стоит Дзержинск, я все детство купался, и люди там без вреда для жизни купаются до сих пор, и рыбу ловят -чего не рискнут делать граждане в половине крупнейших европейских столиц, не говоря о людях, проживающих близ зарубежных химгигантов (которые, правда, многомудрые капиталисты предпочитают переправлять в страны третьего мира - создавая при этом, конечно же, рабочие места дикарям, но лишая рабочих мест собственных граждан).
Но я не том. Я просто хочу сказать, что Дзержинск, равно как и другая моя малая родина - деревня Ильинка в Рязанской области, - актуальные по сей день примеры массового исчезновения рабочих мест, остановки десятков огромных производств (в Дзержинске) и привычного сельскохозяйственного оборота (в Ильинке) путем банкротства колхоза. Я никоим образом не желаю обвинить г-на Авена в произошедшем, - как и в том, что в России до сих пор ежегодно, как при нескончаемой чуме, исчезают сотни деревень, - но, право слово, все ваши «рабочие места и стипендии» объективно не способны изменить здесь ситуацию.
Не способны. И не меняют.
Так что делайте свое дело, и не мешайте заниматься своими делами другим людям, пусть и не похожим на вас. Либерализм - не сектантство. А то мне иногда кажется, что вы чужую свободу ненавидите не меньше, чем всевозможные ксенофобы и националисты самых постыдных мастей.
Самое важное наше с г-ном Авеном различие в том, что для меня свет клином не сошелся на моей правоте, и я в ней вовсе не уверен, но лишь ищу ее (о чем неоднократно, и прямо, и косвенно говорю внимательному читателю в своем романе). Зато г-н Авен в своей правоте уверен бесконечно и яростно, он-то давно все понял.