Вот так идешь в приют, представляя себе печальный сиротский дом, полный чахоточных-анемичных, в парше и тоске детей, на языке крутится неотвязной пошлостью «питерские-сироты-детоньки-мои» - а попадаешь к большому, громкому человеку в ярко-красном свитере, занимающему половину шестиметрового кабинета, и он первым делом и громким голосом спрашивает: «Курите?» Нам можно курить «не в одиночестве».
- Все это хорошо, а дети-то где?
- Дети в квартирах.
Почти все приютские дети, а их 19 человек, живут в отдельных квартирах в центре города, в нарядных таких, с иголочки, квартирах с евроремонтами, компьютерами, студенты-волонтеры помогают им делать уроки, еду готовит приходящий повар, на карманные расходы - кино-мороженое - есть копейка, ходят они в обычную школу, и вообще это такая приятная, сытая и комфортабельная жизнь, которой многие домашние дети позавидовали бы. Это называется «социальная квартира» или «социально-воспитательная группа» - место особенной реабилитационной технологии, сочиненной в приюте «Вера». В среднем дети живут здесь от полугода до года. За это время ребенка пытаются наилучшим образом пристроить: интенсивно ищут приемных или патронатных родителей, или работают с «биологической семьей» (есть такие семьи, с которыми еще можно работать, вразумлять), или направляют - увы, увы - в интернаты.
Собственно реабилитацией трудных детей начали заниматься во второй половине девяностых, до того, говорит Шарков, решались задачи элементарного физического выживания - приютить, обогреть, накормить, напоить. Сейчас появляется возможность заниматься собственно воспитанием.
Социальная квартира - это не патронат, не приемная семья, не семейный детский дом. Это, как выражается Шарков, «буферная зона» или, грубо выражаясь, зона передержки - обычная квартира из 3-4 комнат, в обычном доме, где вместе с 6-7 детьми живут педагоги, куда приходят психологи и социальные работники. Без железных засовов, страшных решеток и шлагбаума.
Есть квартиры для замещающей семьи. Есть квартиры для мальчиков с пресловутым девиантным поведением. Сейчас обустраивают СВГ для условно осужденных и для детей, подвергшихся насилию.
Что важно: квартиры - в собственности города. Администрация Адмиралтейского района отдает «убитые» или «полуубитые» помещения в цокольном этаже, остальное - забота приюта. Шарков находит деньги на ремонт, мебель, сантехнику. Он умеет - «Вера» пользуется доверием.
Традиционный детский дом - казарменного типа - медленно, но верно изживает себя. Везде, где есть хоть какой-то ресурс - хотя бы ресурс энтузиазма, - обращаются к новым формам детоустройства. Отличная австрийская модель - «Детские деревни-SOS» (коттедж, семья из десятка детей и «мамы» на зарплате), но очень дорогая, и сейчас в России их всего пять. Чуть менее затратен патронат («фостерские семьи»), но он требует сложной поддерживающей инфраструктуры - педагогов, психологов, консультантов; юридически тяжело и совсем невыгодно усыновление. Кроме того, эти формы мало подходят детям, которых принято называть «девиантными» - беспризорникам, детям улиц, детям с таким драматическим житейским опытом, который не снился большинству взрослых.
А самый тяжелый период новой жизни ребенка, отнятого (точнее, изъятого) у родителей, - пограничье между дурным, но родным домом и интернатом или детским домом, время передержки и адаптации.
«Скажи мне ласково…»
- Мы содержим их в условиях, максимально приближенных к семье, - объясняет Шарков. - Они полностью участвуют в быту. Я ведь беру не просто ребенка, а иногда и всю семью его, маму, которой некуда деться от бьющего-пьющего папы или которой просто нечем кормить детей, так бывает. Но воссоединение не панацея, есть такие семьи, куда детей возвращать нельзя.
- Эти семьи - у них есть какая-то общая черта, не так ли?
- Есть. Называется - безразличие. Одна задача - удовлетворить себя, эгоизм чудовищный. Алкоголизм, наркотики, жестокость - это понятно, но около 30 процентов наших детей - «жертвы второго брака». Безумие, которого я понять не могу! Мама создает новую семью, рожает второго ребенка - и первый становится не нужен, он идет на алтарь нового с таким, значит, трудом обретенного семейного счастья. Одна мамаша в хвост и в гриву эксплуатировала старшую дочку как няньку, как уборщицу, а когда девочка оказалась на улице, попала в дурную компанию - сразу караул: «Ты мне не нужна такая! В тюрьму, в тюрьму!» При этом биологическая привязанность у детей к родителям очень сильная. На все ради них готовы. Был мальчишка, который бросил школу ради собственной матери, собирал бутылки; мама и так спившаяся была, а тут и раковое заболевание. Другой мальчик, мама наркоманка у него, трепетно за ней ухаживал. И вот единственное, чем мы его сумели уговорить, когда забирали в приют: Богу - Богову, говорим, мы будем помогать и твоей маме тоже, будешь еду ей носить, навещать ее, но при этом будешь жить в нормальных условиях. Только так уговорили. Сейчас есть мальчик Сережа, его маму посадили на наркотики кавказцы, чтобы завладеть квартирой, - тоже бьемся.
- Есть деклассированные семьи, а, например, бывают ли в вашей практике дети родителей с высшим образованием?
- Чрезвычайно редко, и, как правило, это сироты, умерли у них родители, тогда и попадают к нам. Там другая проблема: родня налетает на наследство, как ястребы. Вот мальчик, сирота, он сейчас в кадетском корпусе, а я являюсь его, значит, юридическим представителем, - что вы думаете, родной дядюшка обворовал его. Все себе забрал - квартиру, машину; мы, конечно, встали на защиту, отстояли что могли. Вы думаете - стыдно ему? Ни в одном глазу. Звонит мне: Георгий Михалыч, я решил продать машину, дайте разрешение. Я говорю - а что ж вы ее не продали четыре года назад, когда она каких-то денег стоила, что же сейчас рухлядь продавать? Молчит. Не стыдно. Убивать таких людей надо, я считаю. И этот случай у нас не единичный, увы. Ястребы и есть.
- Проблема детской проституции?
- Бывает. Не то чтобы часто, но бывает. Сейчас - гораздо реже, чем в девяностые годы. Родители жалуются: ах, она такая, не можем справиться. Господа, спрашиваю, вы когда девочку родили, сколько вам было? - Шестнадцать. - А чего от нее хотите? Бывает, конечно, и эксплуатация, мамаша отправляет девочку на панель, говорит: заработаешь и мне, и себе на жизнь.
- Нынешние петербургские «бедные люди» - чем они особенны?
- Здесь люди разуверились в том, что им кто-то может помочь, и влачат тяжелейшее существование. А ведь помочь могут - уже могут. Наш социальный работник нашел семью одну - мать-инвалид и ребенок-инвалид. Нет проблемы: если мы тридцати трем семьям помогаем, не прокормим разве тридцать четвертую? Эта женщина потом сказала: если бы не вы, я бы физически не выжила. Умирала почти, но ей и в голову не пришло обратиться куда-то за помощью. Люди не верят, что можно найти помощь, и молча терпят, претерпевают, пока не надорвется у них что-то, пока не сломается. Особая такая питерская гордость. Если в одни ворота они стукнутся, то в другие точно не пойдут. Тридцать восемь бумажек надо собрать - руки опускаются. А бывают и другие, конечно. У нас вот летом высвободились две путевки в Дагестан. Я сказал муниципалам: ребята, дайте своим бедным в районе. И сразу начинается - по знакомым, советский блат. Приходит одна - ну да, мать-одиночка, но я же вижу, как она одета: не на Троицком рынке, а в дорогом магазине одевается дамочка. Говорю: вы же можете купить эту путевку, это для бедных, для нищих совсем - обижается. К сожалению, у нас муниципалы не знают вообще людей, которые находятся за чертой бедности, которым надо помогать.
- Есть голодные дети?
- Голода в строгом смысле слова в Питере нет, даже и в бедных семьях - в школе всегда покормят, дома пельмени или сосиски раз в неделю… Я часто думаю - как вообще люди живут? Работал с одной многодетной семьей с доходом в пять тысяч рублей. Оба католики, она русская, он поляк, очень своенравный. И она у него каждый раз спрашивала, можно ли яйцо взять для детей. Менталитет другой: она послушно рожает, а он не дает ей деньги. На работу ее никто не возьмет, она ничего не умеет делать. Мы помогали им, и ей помогали, сейчас вот они снова как-то сошлись, он хотя бы детям на еду стал давать. Сколько гадостей на меня налил, что я настраивал жену против него, ох…