- Дети ваши - в буквальном смысле - битые?
- Бьют. Но чтобы вот так жестоко, с увечьями - процентов десять. Был случай, папа сломал позвоночник одному, а другому ключицу. Папашу посадили на год и восемь месяцев. Маловато, конечно, так не я сажал… А мама, представьте, защищала папу, все не так было, несчастный случай. Был мальчишка, которого папа постоянно бил кедом. Не так сел, не так посмотрел, не так сказал. Там особый случай был, он требовал от ребенка интонации: «Нет, ты скажи мне это ласково. Ты ласково мне скажи…» Один папаша на «Скорой помощи» работал и тоже, представьте, бил своих детей. Родительские права у него отняли, но на работе оставили. Наверное, ценный специалист.
- А случаются ли неожиданные хеппи-энды, например, счастливо нашедшиеся родственники?
- Бывают забавные случаи: отец югослав, мать здешняя, куда-то пропала. Он узнает, что дети остались без матери. Двое мальчиков. Приезжает в Петербург, приходит сюда - сейчас ждет результатов генетической экспертизы, твердо намерен забрать мальчишек. Несколько случаев было, когда отцы так воспылали к детям, один даже восстановил родительские права, а через два месяца пришел - «не могу», возьмите обратно.
- Ваша организация испытывает денежные трудности?
- Нам на финансирование грех жаловаться. Но! Мы должны работать с огромным ресурсом, который есть в нашем государстве, у нас очень много бездетных семей! По Петербургу только - около 600 тысяч. Почему система внутреннего усыновления развита гораздо хуже системы международного усыновления? Ну что такое - на весь город единственное учреждение: Центр помощи семьи и детям, где работают 12 человек? Это не капля, это росиночка какая-то! Инспектор по охране прав детства, есть такая должность, может отследить родственные связи, но не может заниматься поиском приемных родителей. У нас много детских домов - дайте им эти функции. А то вот бывает, я разговариваю с директором детского дома, и он мне: «У меня никто в очереди не стоит». У меня тоже не стоит, но я ищу.
- Есть дети, которые не могут быть усыновлены?
- Есть две категории, которые не могут быть усыновлены никогда. Дети с высокой степенью девиантности, малолетние преступники, проще говоря. И дети с высокой степенью биологической привязанности к своим родителям. Они, обе эти категории, будут разрушителями в любой новой семье. Возможен ли и для них благополучный исход? Ну да, есть исключения везде, конечно, вот мы и пытаемся создать для них маленький дом, маленькую квартиру, какое-то подобие семьи. Потому что не бывает такого - сегодня ты ребенок, а завтра взрослый, иди живи! Когда мы будем видеть личность, тогда и будет результат. А другого подхода не существует и просто не может быть.
Время идет
Мальчики на роликах рассекают двор вблизи метро «Нарвская». Думаю - местные, ан нет - приютские, лет десяти. Кидаются под ноги.
- Георгий Михайлович! А меня, а меня! А меня бабушка сегодня крестила!
Оживленно, вдохновенно описывает действо.
Нет, они совсем не похожи на приютских детей: чистые, вымытые, хорошо одетые дети. Нежные лица. Синева под глазами. Немного сбивчивая речь.
- Тот самый Сережа,- объясняет Шарков.
Почти совсем домашние дети.
Почти, без пяти минут, - домашние.
«Квартиру вот оборудовали - на 161 тысячу. Спонсоры наши не хотят светиться», - впрочем, Шарков тут же называет несколько крупных предприятий города. «Организации помогают, частные лица. Из Прибалтики девочка приезжает, каждый квартал оставляет 10 тысяч рублей - купите, что хотите…»
Здесь хорошо: не роскошные, но красивые интерьеры, свежий ремонт, легкая мебель, двухэтажные кровати, компьютеры - и ровным счетом никакой казенщины. Идиллия: за большим столом в кухне-гостиной дети учат уроки с воспитателями (в «Вере», по словам Шаркова, предпочитают педагогов дошкольного образования - «они добрее»), другие дети смотрят телевизор, воспитатель просит забрать яблоки с дачи, хорошие яблоки, зачем пропадать. Все хорошо, красиво, человечно и правильно, но в руке у меня большой ламинированный стикер. Воспитанники «Веры» расклеивали их по всему Петербургу, разносили по церквам, лепили на машины, на них орали, прогоняли. На стикере детский рисунок: синяя ночь, маленькая растерянная девочка меж домов: «Дорогие ангелы-хранители, помогите мне найти родителей».
И крещеный Сережа напряженно, дисциплинированно смотрит в объектив фотоаппарата.
Семь месяцев - средний срок пребывания ребенка в «Вере».
Ангелам- хранителям надо бы поспешить.
* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
Самоволка
Нравоучительный этюд
Старший лейтенант Ч. успел застать конец Великой Отечественной, причем воевал он в ВДВ (начав, естественно, простым лейтенантом). Десант у нас во время войны играл роль элитной пехоты (количество собственно воздушно-десантных операций можно пересчитать по пальцам одной руки, причем все они были неудачными). В боях на территории Венгрии старший лейтенант Ч. заработал «Красную Звезду» и целый ряд медалей и находился на хорошем счету у командования. При этом у него было одно редчайшее на тот момент качество. Если подавляющее большинство советских людей «знало» только немецкий язык (на уровне «хенде хох», «хальт», «цурюк» и «шнель»), то Ч., благодаря школьной учительнице, вполне прилично говорил по-английски. Поэтому он в 1946 году оказался в Иране.
Страну эту в сентябре 1941 г. совместно оккупировали советские и английские войска с целью установить непосредственную связь между собой (Иран был, наряду с Арктикой и Дальним Востоком, одним из трех путей, по которому в СССР шло снабжение по ленд-лизу) и предотвратить переход Ирана под контроль немцев, которые были здесь чрезвычайно активны и имели весьма прочные позиции в местных политических кругах. Иран сопротивления агрессии (в советской/российской и английской литературе она до сих пор называется «вводом войск», ибо великие державы-победительницы агрессий не совершают по определению) почти не оказал, но оккупантов в стране не любили, да и немецкая агентура была по-прежнему весьма активна. Из-за чего даже случались разные инциденты. Перед Тегеранской конференцией Большой Тройки в 1943 году немецкую агентуру совместными усилиями НКВД и западных спецслужб жестко зачистили, после чего ситуация успокоилась. Оккупантов продолжали не любить, но уже, в основном, платонически.
В 1946 году между союзниками-победителями уже очень сильно чувствовалось охлаждение. И Москва, и Лондон, пользовавшийся поддержкой Вашингтона, имели большие виды на Иран, однако из факта совместного владения им стороны смогли сделать адекватный вывод - лучше мирно разойтись, то есть синхронно вывести войска. Для наблюдения за этим процессом и улаживания возможных конфликтов была создана совместная офицерская комиссия, в которую вошло равное количество советских и английских офицеров. Членов комиссии поделили на пары, в каждую из которых вошел советский и английский офицер.
Старший лейтенант Ч. оказался самым младшим по званию в советской части комиссии. В напарники ему достался англичанин в звании коммондора Royal Air Force (Королевских ВВС; аналогов у нас это звание не имеет, оно промежуточное между полковником и генералом). Несмотря на разницу в возрасте и звании, между офицерами, прошедшими войну и воспринимавшими друг друга как союзников (политическое охлаждение до них не добралось или, по крайней мере, оно было слабее чувства причастности к общей победе в величайшей войне), установились вполне приятельские отношения. В результате Ч. однажды спросил у коммондора, как в британской армии решается проблема самоволок.
Англичанин не понял. Старший лейтенант списал это на свое не совсем блестящее владение английским и обратился к профессиональному переводчику. Тогда англичанин понял и сказал, что в Королевской армии этой проблемы нет.