Выбрать главу

Мне возразят, что BDSM-искусство широко распространено во всем мире, что автор наиболее популярных садомазохистских комиксов Дольчетт (Dolcett) - канадец, а знаменитый изготовитель фотоманипуляций Footie Froog - скандинав (правда, сведения, которые сообщают о себе эти персонажи, вряд ли достоверны). Наконец, в Японии существует огромная и славная традиция садомазохистских мультиков манга, так что упрекать русских в эксклюзивной любви к самомучительству, вероятно, не стоит. Согласен - мы тут не одиноки, но японцы, по крайней мере, давно сделали свою тягу к самоуничтожению объектом пристального внимания, харакири там - давно отрефлексированная составляющая самурайской культуры, а среди чиновничества и менеджмента господствует настоящий культ самоубийства (увы, совершенно неизвестный их российским коллегам: кто тут повесится после обвинения в коррупции?). Вероятно, пора и россиянам задуматься, откуда в них эта тяга к репрессивному сексу и желание предаться запретительству на любом поле, эти поиски врага, русофоба, соблазнителя и отравителя, эта вечная убежденность в том, что их насилует весь остальной мир, и страстное желание однажды изнасиловать его так, чтобы мало не показалось. Думается, внятный психоанализ способен справиться и с этим комплексом - ибо некрофилия есть прежде всего показатель слабости. Мертвого не надо уговаривать и ублажать, и вообще с ним легче. Как и со стабилизированным обществом, в котором мы все живем.

Что до сексуального поведения в печатной русской прозе - ни для кого не секрет, что распределение ролей почти всегда сильно зависит от государственного строя. Секс давно перестал быть чем-то чрезвычайным для большинства западных литератур и культур, точно так же, как и отношения народа с государством в этих социумах давно вошли в берега и представляются чем-то почти рутинным; проголосовать или попротестовать для среднего американца и француза так же естественно и просто, как заняться любовью в автомобиле. Если же обозреть русские романы последнего десятилетия, в которых состоявшиеся бизнесмены грубо обладают восхищенными фотомоделями, - нельзя не увидеть самовоспроизводства одной и той же схемы: он чувствует в себе зверя, входит в нее грубо, страстно, злобно и т. д., в полном соответствии с тютчевской формулой «и роковое их слиянье, и поединок роковой». Далее авторы, однако, несколько преувеличивают женский (и народный) восторг по случаю столь грубого обладания: она застонала, выгнулась, сладострастно закричала - почувствовав в себе, наконец, напряженную плоть самца. Всякий легко продолжит по памяти этот глубоко патриотический по сути фрагмент. Кажется, и патриоты, и писатели идеализируют реальность: далеко не всегда грубость выглядит признаком силы - и, однако, почти во всех современных русских текстах эта симфония народа и власти описывается с восторгом и придыханием, хотя в действительности однообразие приемов уже несколько наскучило пассивной стороне, и она не прочь, чтобы ее иногда хоть поцеловали для разнообразия. Не все ж за волосы хватать.

Алексей Крижевский

Как дети

Двадцать лет невинности

Малая Грузинская улица, прекрасный майский день. У здания с огромной кеглей на фасаде бурлит, смеется, подпрыгивает и целуется очередь человек на двести. В 90-х здесь был спортзал, в котором бандиты младшего состава обучали премудростям жизни старших школьников. Теперь здесь рок-клуб. Очередь ужасно симпатичная, и на первый взгляд здесь мало кому дашь больше шестнадцати. Вот маленькая девочка со смешными хвостиками подскочила ко мне с пакетом засахаренных орехов - не хотите ли, мол? Нет, милое, беспричинно доброжелательное создание, спасибо тебе, - и через секунду она пытается угостить еще кого-то. Сегодня здесь концерт питерской рок-группы, спонсированный американской табачной маркой. Лицам до 18 лет по сему поводу вход запрещен. Стоп, это что же значит - всем этим детям больше?

Все правильно. Мне 32; в то время, когда мне было 18, девушку с такими хвостиками-рожками сочли бы нездоровой на голову; как правило, мои ровесницы накануне совершеннолетия уже выглядели как «молодые женщины». И, увы, едва ли кто-то из нас сохранялся до того времени невинным. За этими мыслями я сам не замечаю, как встаю в очередь и роюсь в бумажнике в поисках входной платы - раз вы так удивили меня, мои юные друзья, пойду-ка я посмотрю на вас поближе. Пока стоим, я пытаюсь понять, что же у нас было с этими ангелами общего, - и понимаю, что почти ничего. Ангелы родились при Горбачеве, сделали первые шаги при Ельцине, а возраста сексуального дебюта достигли при Путине. В нашем случае эта триада выглядит иначе - Брежнев, Горбачев, Ельцин. Какое отношение к теме имеют эти солидные мужчины? Самое прямое.

В 90- е в жизнь прыгали, как в прорубь -зажмурившись и сразу. Прыгали мэнээсы и инженеры, вузовские преподаватели и пенсионеры, - но только людям молодым предстояло дебютировать еще и в сексе. И делать это им приходилось не только в условиях, когда ветры перемен накладывались на гормональные бури. На сексе тогда все вдруг помешались, в газетах и журналах это слово писалось с частотой предлога. Киноиндустрии, а затем и телевидению резко стали интересны проститутки. Газета «Московский комсомолец» публиковала бесконечный публицистический сериал «Куда катится молодежь в наше трудное время» и тревожно смаковала подробности того, как в подмосковном городе Железнодорожный девочки в 12 лет расстаются с невинностью под кустом. Газета «Спид-инфо» под видом просветительских материалов публиковала захватывающие, многофигурные эротические фантазии, выдаваемые за разоблачительные очерки, а также весьма откровенные фотоснимки, выдаваемые за искусство. Ошарашенные дебютанты в результате этой агрессивной пиар-кампании поделились на две части. Одни действительно решили поскорее взять от взрослой жизни то приятное, что она с собой несет, - и, дебютировав, врубали сразу пятую скорость. Другие, наоборот, в поисках чистоты и гармонии протестно отшатывались от зацветшего на развалинах коммунистической нравственности разврата - и надолго (нередко до самой свадьбы) оттягивали свое посвящение в радости тела. Затем они, впрочем, предавались им с неменьшей истовостью, чем более раскрепощенные сверстники. И в этой их общей истовости была некоторая проблема, которая становится очевидной при взгляде на нынешний рассудительный и уравновешенный молодняк, - с девственностью мои ровесники прощались с каким-то необъяснимым надрывом. Выросшее в эпоху тотального пересмотра ценностей поколение было в своем половом сознании совершенно советским, а в чем-то и патриархально-русским.

В историографии каждое поколение отмечено своими психофизическими особенностями, своими парадоксами коллективного сексуального бессознательного. Шестидесятников, к примеру, принято считать образцовыми либертинами - хотя, кажется, следующие генерации их по этой части сильно превзошли. Во время оттепели часть сексуального пара уходила в общественно-политический вербальный свисток, и разврат гнездился в основном не в перенаселенных коммуналках, а в богемных резервациях. А вот в последовавшие застойные времена выскочил, как сумасшедший с бритвою в руке, и забарабанил уже во все двери отдельных квартир. Власть уже не требовала к себе любви, а только лояльности и невмешательства, однако в одной руке у нее по-прежнему был моральный кодекс строителя коммунизма, а в другой - тестикулы всего семидесятнического поколения. Над глупой, плоской, одномерной, изверившейся коммунистической властью можно было смеяться и даже издеваться, но устранить эту хватку было не под силу никому. Сексуальность была загнана в подпол коллективного бессознательного, - и, спускаясь туда по мере надобности, люди вели себя соответственно правилам поведения в отхожих местах: развязно, вульгарно и даже буднично. Интересно, что потом этот настрой очень точно передавала советская киночернуха 90-х, - к этому моменту режиссеры-семидесятники как раз достигли среднего возраста. Моему поколению от них по наследству достались стандарты внешнего облика и шаблоны поведения.