Киевляне не представляют. И, похоже, представлять не хотят. Попутчики по «Столичному экспрессу» не меряются с вами ни борщом, ни Николаем Васильевичем Гоголем. Если вы заговариваете с ними по-русски, они не принимаются отвечать вам по-украински. В это трудно поверить после бесконечных историй о том, как украинцы отстаивают свою национальную идентичность, но это так. Никаких конфликтов в пути. Напротив, вас угощают кровяной колбасой. И улыбаются. Без малейшего смущения, как перед родным, раздеваются до трусов и лезут к себе на верхнюю полку. Некая средних лет москвичка рассказывала, как однажды в Киеве вызвала такси, чтобы ехать на вокзал. («Там у них такси только по вызову, как в Европе, представляете? И приезжает через пять минут, тоже как на Западе».) Доехав до вокзала, протянула таксисту 50 гривен. На счетчике было 35. «У меня сдачи нет», - сказал таксист. «А у меня мельче нет», - сказала москвичка. «Ну, тогда счастливого пути вам», - таксист денег не взял, выволок москвичкин чемодан из багажника на тротуар и укатил, улыбаясь. «Вы представляете? - громко изумлялась москвичка. - Нет, вы представляете вообще?!»
Вообще- то мы представляем с трудом. Как-то не вяжется это с архетипическим образом хохла из анекдота -упертого, туповатого, готового удавиться за копейку. Ладно бы только эта москвичка со своим благодушным таксистом. Был еще случай с менеджером, приехавшим в Киев провести выходные. Ему было наказано прибыть в такое-то время по такому-то адресу, он прибыл, стоит под дверью, ждет человека, который должен его в съемную квартиру пустить. А человека нет и нет. Москвич ждет пятнадцать минут, ждет полчаса. Человек появляется с ключами и извинениями-объяснениями, москвич устраивает скандал, звонит на фирму и заявляет, что отказывается платить за двое суток и заплатит только за полтора дня. «Вы мне ответите, ответите мне за уровень сервиса!» - кричит он. Фирма безропотно принимает его условия. Он рассказывает потом, что какое-то время чувствовал даже некоторую неловкость, а потом рассудил: «Не, ну а что? Рынок есть рынок».
Вообще, коротко отдыхающие в Киеве москвичи относятся к городу и горожанам без лишних сантиментов. Чем хорош Киев? Относительно низкими ценами, теплым климатом, вкусной едой. Даже простой винегрет в Киеве вкусен. «Украинский чернозем», - объясняют друг другу этот феномен москвичи. «Пол-литра кваса по 70 центов, прикинь, и настоящий, не как пепси-кола!» В голове не укладывается. В ресторане в центре города в вольере спит маленький черный кабанчик. «Вин совсем еще порося», - говорит официантка и чешет кабанчика за ухом. Вот и второй ресторан с кабанчиком, третий. В четвертом ресторане живет кролик, в пятом, элитном, - мангуст. Москвичи снисходительно улыбаются: «Все-таки крепко сидит в людях хутор». Говорится это не столько саркастически, сколько со снисхождением. Так говорят горожане о деревенских жителях. Киевляне и вправду производят на москвичей такое впечатление. Они напоминают им жителей русской провинции, помещенных в столичные декорации. Крещатик кажется им пародией на сталинскую Москву, Майдан Незалежности - пародией на лужковскую. По Крещатику и Майдану гуляют люди. Среди них есть экспаты, а есть туристы. Экспаты ходят по двое или по трое, иногда - семьями. Туристы - группами. Но больше всего на улицах Киева самих киевлян. В жару они одеты по-пляжному: в трусах до колена и шлепанцах. «Как в деревнях, как в деревнях», - с помесью умиления и брезгливости тычут в них пальцами москвичи.
Летний Киев и в самом деле напоминает курортный город, очень большой, начисто лишенный столичной стати и суровости, зато преисполненный какой-то отпускной, южной расслабленности. И коренные жители ведут себя в Киеве, как курортники, - едят мороженое, пьют квас, слоняются по улицам с воздушными шариками в руках и сидят в кафе на каждом углу. По выходным власти перекрывают сталинский Крещатик, превратив самый широкий проспект в пешеходную зону, и публика - жители Киева и гости столицы - гуляет прямо по проезжей части, гоняет мяч или пускает шутихи. А если прохожий просто бредет по прямой, не зная, как ему развлечься, его развлекут.
Стоит на Крещатике, у скамеек, мо нументально-ампирная тумба, киевский Гайд-парк. На тумбу забираются ораторы и говорят о чем хотят. Вот городской сумасшедший в войлочной шапочке на вспотевшей маленькой голове, в высоких рыжих сапогах и с большой красной Библией. Слушает его человек десять.
- И потому! - кричит он, - вы и останетесь! как и всегда! религиозными безбожниками! с крестиками на шее! з матом во рту!
- Пойдем, бля, - говорит кто-то негромко. Двое отделяются от толпы и идут дальше.
А дальше кинотеатр «Орбита», давно превратившийся в развлекательный комплекс - с интернет-кафе и игровыми автоматами, где, будто в сельском Доме культуры, собраны все развлечения, потом несколько бутиков с международными именами, затем пара ресторанов и в самом конце (или начале) Крещатика - Бессарабский рынок с надписью: «Цiлодобово» (круглосуточно). Рынок на центральной улице города, да еще и круглосуточный, будто аптека или пункт милиции, перечеркивает все сталинское архитектурное великолепие, смещает все культурные акценты к желудку, бесповоротно подменяет контекст подтекстом. Конечно, для москвича это странно, Центральный рынок на улице Горького - это слишком смело, слишком наивно, слишком в лоб, слишком провинциально, вот. «Это просто слишком», - говорят москвичи своему случайному собеседнику, настоящему украинскому провинциалу, приехавшему в Киев осмотреться, оглядеться и заработать.
Жюльенсорельствовать приехали? - спрашивают его москвичи в кафе на Крещатике за завтраком, по-западному состоящем из «омлета с сыром» и «кофе эспрессо двойного».
Шо?
Жюльенсорельствовать.
Не понимаю, шо вы говорите.
Ну ладно. Расскажите про Черновцы, чем там люди живут.
А! Га- га-га! Та чем живут. Неправильно живут! У нас же в селах как принято? Крыша может протекать, но главное -покушать. Мой сосед говорит, что колбаса, сало - все это обязательно должно быть. Я ему говорю: ну не доешь ты немного той колбасы! Зато дом построишь нормальный, это же навсегда будет. А он не понимает, нет, говорит, главное мне - покушать.
Так может думать только быдло.
Шо?
- Быдло!
В кафе, где подают «омлет с сыром» и «кофе эспрессо двойной», нет вольера со спящим поросенком и вообще все пристойно: толстое широкоформатное меню с красивыми картинками, и трубочки торчат из стаканчиков почти как в Москве. Но, наслушавшись откровений своего украинского приятеля, москвичи уже не могут прийти в себя и повсюду ищут доказательства неискоренимого провинциализма. Ищут и находят. «Сфокусуйся на головному» - гласит реклама. «Что это такое? - спрашивают друг друга москвичи. - Это ведь „сосредоточься на главном“. Ха-ха-ха». Они чувствуют себя мистерами Хиггинсами, попавшими в целую страну, населенную Элизами Дуллитл. Эта мысль отравляет все их киевское существование, но без этой мысли их существование вряд ли имело бы смысл. Как бы ни любил горожанин деревни и запаха свежего сена, с каким удовольствием ни пил бы он парного молока и ни ел бы домашних пельменей, постоянное соприкосновение с деревенскими жителями, более напоминающими ему инопланетян, чем братьев, внушает ему робость, граничащую с ужасом, и брезгливость, переходящую в злорадство. Русский пытается самоутвердиться на Украине через язык и высмеивает мову, которая кажется ему пародией на русскую речь. Соотношение между украинским языком и русским видится ему таким же, как между деревенскими лаптями и цивильными штиблетами, и чтобы не показаться косным шовинистом, он призывает на помощь булгаковскую шутку: «Как по-украински кот?» - «Кiт». - «А кит?» - «Кiт». Смешно, правда?