Пиноккио, Фитиль (и Гелиогабал - можем добавить мы), и остальные ребята, приехавшие с Господинчиком (это гигантский Фаллос, который Гелиогабал все время за собой таскал на специальной колеснице, он же - Солнечный Бог), только вошли в город, как сразу же кинулись в самое сосредоточие сутолоки и через несколько минут, как вы можете легко догадаться, стали закадычными друзьями всех остальных мальчиков. Кто чувствовал себя счастливее и довольнее их? В таких разнообразных развлечениях и забавах часы, дни и недели пролетали, как сон.
А что, плохо, что ли? Счастливый мир невинного детства, прекрасная страна праздности, экстатический мир дремотной грезы, полной образов бессознательного, не прошедших цензуру рациональности. Праздная активность мужчины приобретает женскую восприимчивость, и женственные экстатические проекции мужского Я, вовлеченного в ленивый солипсизм блаженства, растворяют его в оргии аутоэротической кругообразности, смягчая женоподобной расслабленностью восточного эллинизма мужественную взволнованность латинского мира. Идеальный мир античной палестры, сладостный мираж западной культуры от Платоновой Академии до фильма Сокурова «Отец и сын».
Однако тирания детства вызывает ярость взрослых. Не мог римский мир смириться с тем, что Капитолийский холм превращается в восточный Диснейленд. Надо не играть, а работать, и Пиноккио с Фитилем злые дядьки в ослов превращают, а Гелиогабала в дерьме топят. За что же так жестоко взрослые дядьки обошлись с сирийским Фалалеем, у которого, по свидетельству Геродиана, была «танцующая походка», пухлые губы и овечий взгляд? За то, что он мир взрослых тиранил, поп-звезда проклятая. Но справедливо ли Рим разделался с тиранией детства, и действительно ли «такая жизнь, увенчанная такой смертью, мне кажется, не нуждается в заключении». Вообще-то, заключение должен был бы делать не Антонен Арто, а комиссия по делам несовершеннолетних.
* ЛИЦА *
Олег Кашин
Лагерный иврит
Судьба правдиста Михаила Полторанина
I.
Когда мы уже прощались, я зачем-то (в интернет-дискуссиях на такие вопросы принято отвечать: «А что, Гугл отменили?») спросил его, сколько ему лет. Он ответил, что в ноябре будет семьдесят, и я даже вздрогнул - то есть в девяносто втором году ему было пятьдесят три, меньше, чем, например, Путину сейчас. И при этом - на фоне своих коллег по правительству (а тогда даже была такая аббревиатура - ГКЧП, в смысле Гайдар-Козырев-Чубайс-Полторанин) он выглядел не меньшим дедушкой, чем сам Борис Николаевич, которому тогда, впрочем, и самому было чуть за шестьдесят, - меньше, чем сегодня, скажем, Никите Михалкову.
Коттеджные поселки Калужского шоссе - милая и трогательная пародия на Рублевку. Ну да, недалеко от Москвы - зато ехать через Троицк. Ну да, забор и охрана, но охранник в будке и бровью не ведет, когда через его вечно поднятый шлагбаум в поселок въезжает наше такси, а забора, кажется, лучше бы и не было - слишком уж плотно теснится внутри него выставка двухэтажного зодчества девяностых-двухтысячных. Вишенкой на торте - дорожный указатель «Жуковка» перед поворотом к поселку; Жуковка, да не та. Дом в глубине поселка и встречающий нас хозяин в легкомысленной вязаной жилетке в цветочек, делающей его чем-то похожим на сибирских кулаков из советского кино.
Михаил Полторанин, кстати, и происходит из раскулаченных сибиряков. К моменту его поступления на журфак Казахского государственного университета сын за отца перестал отвечать окончательно, и дальнейшая карьера Полторанина была воплощением мечты любого идеологического работника: репортер «Лениногорской правды», потом в газете «Горный Алтай», потом - ответсек республиканской «Казахстанской правды», потом - собкор всесильной «Правды» по Казахстану с территорией ответственности от Урала до Дальнего Востока. Современному журналисту трудно понять, что такое правдист в семидесятые - не столько журналист, сколько чиновник; это удивляет меня, но совсем не Полторанина, который невозмутимо рассказывает, как ездил по заданию ЦК в Находку: «Тогда были такие моменты, когда нужно было соединять транспортные узлы - состыковать морское пароходство, железнодорожный транспорт и автодорожный».
- А потом Афанасьев (главный редактор «Правды». - О. К.) вызывает меня сюда: «Чего ты там сидишь? Переезжай в Москву!» Сделали меня спецкором, дали квартиру. Было это в семьдесят восьмом году.
II.
Сельскохозяйственным отделом в «Правде» тогда заведовал Валерий Болдин - в августе 1991 года его арестуют по делу ГКЧП, и в «Правде», которая той осенью еще пыталась встроиться в новую систему, даже выйдет специальная статья о том, каким подонком этот Болдин остался в памяти правдистов - он даже кофе пил с каким-то противным причмокиванием. Но это будет потом, а тогда правдисты Болдина любили, и Полторанин с ним тоже дружил. А еще с Болдиным если не дружил, то, по крайней мере, плотно сотрудничал заведовавший сельхозотделом ЦК КПСС Михаил Горбачев, и весной 1985 года, когда Горбачев возглавил партию, он позвал Болдина работать в ЦК. Апрельский пленум уже прошел, до XXVII съезда оставалось меньше года, и новое начальство испытывало острый дефицит спичрайтеров.
- И Болдин сказал Горбачеву, что тут есть парень, который знает экономику, туда-сюда, давай пригласим его. И Горбачев меня позвал. Не в аппарат, а просто поговорить. И я приехал к Горбачеву, познакомились, и меня после этого разговора посадили на сталинскую дачу на три месяца писать. Там за главного Яковлев был, Александр Николаевич, но он приезжал и уезжал, а я как под арестом сидел. Там кормили, табак давали, но семья не приезжала, не пускали, и меня домой не пускали тоже. Давали мне все, даже самые секретные, документы Госплана, КГБ, - все мне привозили. Я конспектировал, черновики тут же охрана брала, такие полосатые были мешки, в них мои записи засовывали и по акту сжигали. Писал я, писал, а когда написал, отдал Яковлеву и вернулся на работу в «Правду».
Через несколько недель Полторанину позвонили уже из Московского горкома партии. Звонил новый первый секретарь Борис Ельцин - вопреки слухам, раньше они знакомы не были, и даже в Свердловске Полторанин никогда не бывал. Ельцин искал нового главного редактора «Московской правды», и Болдин порекомендовал Борису Николаевичу своего бывшего коллегу.
- Но я тогда еще не знал, что он меня на работу зовет. Просто сказал: «Хочу с вами встретиться, приезжайте. Завтра можете?» «Могу, во сколько?» «Ну, часиков в семь утра». Я говорю: «Да вы что, я раньше девяти не встаю, у нас с десяти рабочий день, у меня квартира в пяти минутах ходьбы от „Правды“». Он посмеялся: «Ладно, тогда к девяти». Я собрался, поехал, сел в лифт и застрял в лифте у себя на Бутырской. Как назло, никогда такого не было. Застрял, опоздал.
До Полторанина «Московской правдой» руководил Владимир Марков - слабый редактор, зато сильный партиец. Полторанин говорит, что Марков «всего Маркса знал наизусть».
- Он даже в «Правдисте» (корпоративная многотиражка тогдашней «Правды». - О. К.), когда ему поручили к 8 марта написать передовицу о женщинах, умудрился шесть цитат из Маркса зафигачить. Это было для него естественно, он философ, кандидат наук. Афанасьев-то - тот вообще академик, но у него мировоззрение, широта взглядов, а Володя зацикленный был. И естественно, он Ельцину был не нужен.