Видит жена, видят другие дочери, что не совладать им с богатырём, бросились ему в ноги, молят, убиваются, дают за отца великие выкупы.
— Не возьму я от вас теперь никаких выкупов, везу я вашего отца в Киев, к славному князю Владимиру, а хотите отца выручить, приезжайте через трое суток со всем вашим имуществом-богатством в терем княжеский, может быть, и отдам вам тогда вашего батюшку.
Повернул Илья коня, не промедлил и минуточки в Соловьином подворье, за три ускока был уже на Днепре-реке, а на Днепре-реке перевозчицей была Соловьиная дочь, Катюшенька. Широка, глубока река, видит Соловей, что не перейти богатырю, не перескочить коню богатырскому, и кричит своей дочери:
— Доченька родная, Катюшенька! Не перевози ты доброго молодца, витязя могучего, проси ты у него в залог меня старого, тогда и перевези, как отпустит меня на волю!..
Послушалась отца перевозчица, отчалила и переехала на ту сторону.
Промолчал богатырь, слез с коня, левой рукой его в поводу ведёт, а правою рвёт дубы столетние с корнями, с подкореньями; подошёл к реке, перебросил дубы, намостил себе мост крепко-накрепко, сам перешёл и коня перевёл.
Вынул он тогда из кармана подорожную плётку шелковую о семи хвостах с проволокою, подошёл к перевозчице.
— Ну-ка, девица, теперь мы с тобой рассчитаемся!
Стегнул раз, она с ног свалилась, а другой стегнул и убил её до смерти.
Приумолк Соловей-разбойник, не шелохнётся, и глянуть не смеет на богатыря.
Бежит конь у Ильи, как сокол летит, реки, озёра промеж ног берёт, хвостом поля устилает. Смотрят на Илью старые богатыри, любуются:
— Нет другого богатыря на поездку, как Илья Муромец! Вся поездка его молодецкая, вся поступка его богатырская!
Приехал Илья в стольный Киев-град. Отошла обедня воскресная, Владимир Красное Солнышко сидит в тереме со своими богатырями да витязями. Привязал Илья коня своего среди двора к высокому столбу точёному, к кольцу золочёному и говорит Соловью:
— Ты смотри, Соловей, вор, Рахманович, не вздумай уйти от коня моего, от меня никуда не убежишь, не спрячешься, везде тебя найду, отсеку твою буйную голову.
А коню своему бурушке наказывает:
— Конь ты мой добрый, богатырский! Пуще глазу береги Соловья-разбойника, чтобы не ушёл он от стремени булатного.
Вошёл Илья в палаты княжеские, прошёл в гридню, где пировал Владимир Красное Солнышко, помолился на образа, поклонился на все четыре стороны, князю с княгинею отвесил особый низкий поклон, проговорил:
— Здравствуй, Красное Солнышко, Владимир князь стольно-Киевский! Принимаешь ли к себе, Солнышко, заезжего молодца на честное пированьице?
Поднесли тут Илье добрую чару зелена вина в полтора ведра. Принимал он чару одною рукою, выпивал одним духом, не поморщился.
Спросил его тогда Красное Солнышко:
— Откуда ты, добрый молодец? Какого рода, племени? Как тебя звать, величать?
— Зовут меня Ильёю, по отчеству Ивановичем; приехал я из города Мурома, из села Карачарова, ехал дорогою прямоезжею, выехал из дому, как отошла заутреня, хотел было попасть сюда к обедне, да в дороге позамешкался.
Много было богатырей на весёлом пиру, все они переглянулись, рассмеялись, говорят князю:
— Князь Владимир, ласковое наше Солнышко! В глаза детина-то над тобою насмехается, завирается: нельзя проехать из Мурома по прямой дороге в Киев, залегла прямоезжая дорога уже тридцать лет, есть на ней застава разбойничья, засел там Соловей-разбойник, не пропускает ни конного, ни пешего.
Не взглянул на них Илья, не ответил им, а сказал опять князю Владимиру:
— Ты не хочешь ли, князь, посмотреть на мою удачу богатырскую? Я привёз тебе в подарок Соловья-разбойника, он теперь на твоём широком дворе привязан у моего стремени… Оттого я и позамешкался, что очистил дорогу прямоезжую.
Повскакали тут с мест и Владимир, и все богатыри, спешат с Ильёю на двор княжеский.
Подошёл князь к Соловью, подивился на него, говорит ему:
— Ну-ка, Соловей Рахманович, засвищи-ка по-соловьиному, потешь нас с богатырями да с витязями.
Не глянул на него Соловей, отвернулся.
— Не твой хлеб, князь, кушаю, не тебя и слушаю, — говорит.
Поклонился тогда Владимир Илье Муромцу:
— Илья свет Иванович! Прикажи своему Соловью засвистать, потешь нас.
— Ой, великий князь стольно-Киевский, запеклись у Соловья уста его, не свистнуть ему теперь; вели ему вынести чару зелена вина в полтора ведра, да другую пива пьяного, да третью мёда сладкого, да дай закусить калачом крупитчатым величиною с турий рог, вот тогда он и засвищет, потешит нас…