Сами упоминания о втором ополчении у современников носят торжественный характер. Ожидание скорого конца сменилось радостным чувством победы над интервентами. 5 марта 1612 г. силы ополчения выступили из Нижнего Новгорода и вдоль Волги стали двигаться к Москве. Поход второго ополчения больше походил на торжественное шествие: встречи, присоединение новых отрядов, денежные взносы показывали явное сочувствие населения нижегородскому ополчению и его освободительным целям.
Минин и Пожарский отказались от прямого похода на Москву и временно обосновались в Ярославле. Необходимо было решить вопрос о взаимоотношениях нового ополчения с казацкими таборами Трубецкого и Заруцкого, по-прежнему стоявшими под Москвой, но неспособными к каким-либо активным действиям против осажденных поляков. Кроме того, необходимо было стянуть силы для похода на Москву. Здесь, в Ярославле, было официально создано правительство, возглавленное князем Д. М. Пожарским и К. Мининым. Так же был создан «Совет всей земли» в составе представителей от дворянства, посадских людей и духовенства. Постепенно вокруг «Совета всей земли» выросла и приказная организация, ведавшая текущими делами. Таким образом, правительство второго земского ополчения ведало не одними только военными и хозяйственными делами, но и управлением всей страны.
Тем временем под Москвой произошел разрыв между атаманом И. Заруцким и князем Д. Трубецким. Заруцкий ушел в Коломну, где в то время находилась вдова двух самозванцев Марина Мнишек. Вместе с ним ушло свыше двух с половиной тысяч казаков. Одновременно для подкрепления польского гарнизона в Кремле из занятого поляками Смоленска выдвинулись значительные силы противника под командованием гетмана Ходкевича. Все это заставило руководителей ополчения спешить с выступлением из Ярославля.
Первый отряд земской рати подошел к столице 3 августа 1612 г. Решающим событием в борьбе за Москву стала битва 22–24 августа. Ходкевич, напрягая все усилия, чтобы прорваться в Кремль и доставить туда обоз с провиантом, бросил все силы на ополчение Пожарского. С тыла на него сделал вылазку кремлевский гарнизон. Однако наступление поляков было отбито, и, понеся большие потери и не сумев забросить в Кремль людей и провиант, Ходкевич вынужден был уйти из-под Москвы к Вязьме.
После неудачного наступления гетмана участь интервентов в Москве была решена. К началу сентября голод в Кремле приобрел катастрофические масштабы. Осажденные съели всех собак и кошек, доходило до людоедства. Первоначально командующие кремлевским гарнизоном полковники Струсь и Будила старались удержать в Кремле членов семей бояр в качестве заложников. Но когда голод в крепости усилился, полковники решили избавиться от лишних ртов.
Старица Марфа вместе с сыном Михаилом Романовым покинули Кремль вместе с другими выселенными семьями. Опасаясь за своих родных, члены московского боярского правительства направили особое послание Д. Пожарскому. Бояре просили, чтобы земские ратные люди приняли без позора членов их семей. Пожарский позаботился о том, чтобы принять семьи бояр-изменников с подобающей честью. Он лично выехал к крепостным воротам и провожал толпу женщин и детей в земский лагерь, не дав казакам сурово наказать кремлевских сидельцев. Беженцев разобрали к себе земские дворяне по родству и свойству. По предположению Р. Г. Скрынникова, Марфу с Михаилом забрал к себе ее племянник Борис Салтыков, служивший в ополчении Минина и Пожарского.
22 октября был взят Китай-город. Завязались переговоры, и 27 октября 1612 г. польский гарнизон сдался. Освобождение Москвы отрядами народного ополчения стало событием, послужившим началом конца в русской Смуте. Это четко осознавали современники, описывая его как важнейшее переломное событие в судьбе Родины. Они не скрывали своей радости и облегчения, которые охватили весь народ, за судьбу государства, которое чуть было не лишилось своей независимости, но вновь воспрянуло из всеобщего хаоса в связи со столь знаменательным событием: «снова сыны русские обрели врата отечества и достояние древнего — город Москву, снова наступила весна благодатного бытия и разлились струи светлотекущего жития, ибо долгожданной надежды нашей… свет воссиял, и… от предела Российской земли и до ее окраин народ православный, малые люди и великие… обогатились богатым разумом… и светом добрым слепного согласия все озарились».
По мнению большинства современников, взятие столицы произошло благодаря божественному вмешательству. Но наряду с провиденциалистскими суждениями зарождались новые формы в осознании окружающей действительности, основанные на рационалистской историософии. Это видно из того, что людям современники отводили не последнюю, а иногда и главную роль в свершении важнейших событий. Так, автор «Летописи о многих мятежах…» хоть и писал, что Бог вселил в людей надежду и храбрость, тем не менее считал, что Москва была освобождена «начальников радением и ратных людей службою». Эта мысль прослеживается почти у всех авторов — современников Смуты. Для некоторых из них именно люди были главными свершителями событий.
Избрание царя
С освобождением Москвы земские люди получили возможность приступить к избранию главы государства. В общественном сознании русского общества возникает новая политическая идея государя — избранника народа.
Мнения разделились. Польские шпионы доносили, что казаки в Москве стоят за избрание на трон кого-нибудь из русских бояр, тогда как представители знати хотят возвести на царский престол чужеземца. Избрание на трон Владислава принесло Москве неслыханные беды и страдания, и народ более не желал слышать о королевиче. Кандидатура Владислава более не обсуждалась на избирательном соборе. По поводу польского королевича Владислава летописец прямо писал, что все готовы были умереть, лишь бы «королевича на царство не имати». Хотя те же современники писали о целовании креста Владиславу, но оговаривая, что это делали не многие и самые «скверные» русские изменники.
Обсуждалась на соборе в Москве и кандидатура шведского герцога Карла Филиппа. Однако переговоры со шведами представители земского ополчения вели, домогаясь прежде всего присылки шведских отрядов под Москву. После захвата шведами в 1611 г. Новгорода ближайшей задачей правительства Пожарского было не допустить захвата шведами обширных новгородских владений. Со слов летописца, шведскому посланнику по поводу принятия шведского королевича был дан следующий ответ: «того у нас и на уме нет, чтоб нам взяти иноземца на Московское государство; а что мы с вами ссылалися… для того, чтоб не пошли в Московские городы; а ныне бог Московское государство очистил; и мы рады с вами за помощью божию биться и итти на очищение Новгородского государства». Но современники не скрывали, что и шведскому претенденту некоторые присягали на верность, однако отмечали, что эту присягу «немцы» получали насильственными методами.
Почему в конце концов выбор пал на Михаила Романова? Обычно указывают на то, что кандидатура Михаила стала тем компромиссом, который объединил различные политические силы и сословия государства. К январю 1613 г. в Москву съехались выборные представители из городов от духовенства, служилых и посадских людей, дворцовых и черносошных крестьян. В январе Земский собор приступил к выборам.
Первые же недели заседаний собора показали, что выборы грозят затянуться на долгое время. На царский трон претендовали многие знатные фамилии, и никто не желал уступать дорогу другому. Современники описывали прения между выборщиками во время заседания Собора 1613 г. Так, автор Хронографа видел причину разногласий в выборе кандидата в том, что «сговориться не могли, ибо жили вдали друг от друга, но собрались все как равные в едином совете». Подобное суждение находится и в «Новом летописце»: «И много избирающи исхаку, не возмогоша вси на единаго согласитися; овни глаголаху того, инии же инаго, и вси разно вещаху, и всякий хотяше по своей мысли учинити; и тако препроводиша немалые дни». Но не у всех современников мы найдем описание разногласий по поводу кандидатуры царя. Нет этого, к примеру, в произведениях Авраамия Палицына, дьяка Ивана Тимофеева. Все произведения, за исключением «Повести о Земском соборе 1613 года», не называли имен соискателей царского престола, кроме Михаила Романова. У авторов, да и то не у всех, находились лишь указания на то, что они были. Такое осознанное умолчание может показаться странным. Но, возможно, у части публицистов были политические мотивы для умолчания об именах конкурентов Романовых. Если учесть, что большинство произведений создавалось уже во время царствования Михаила Федоровича, то, назвав имена претендентов на трон, которые продолжали свою деятельность при новой династии государей, можно было их скомпрометировать в глазах общества. Возможно, такая позиция современников была просто политически корректной.