В XIX в., с подачи С. М. Соловьева, эта история получила очень широкую огласку. Композитор Федор Глинка в своей опере «Жизнь за царя» пошел еще дальше. У него Сусанин завел поляков в лес, где все они погибли от холода и голода, предварительно расправившись со своим проводником. Тем не менее многие историки сомневались в правдивости этой истории. Еще в середине XIX в. Н. И. Костомаров писал, что свидетелей подвига Сусанина не было, он был один, так как если бы они были, их бы тоже замучили либо они рассказали, где находился Михаил. А раз так, то неизвестно, за что именно замучили Сусанина. По мнению А. Б. Широкорада, никаких польских отрядов зимой 1612–1613 г. в районе Костромы просто не могло быть. С точки зрения А. Л. Станиславского, Сусанина замучили воровские казаки, которые пограбили Русский Север и теперь шли мимо Костромы на юг. Как считает Р. Г. Скрынников, Сусанин погиб от рук одной из шаек, бродивших тогда по всей России в поисках наживы, и подобное происшествие было очень обыкновенным для того времени.
Как представляется, в действительности искали Михаила представители посольства из Москвы. 13 марта послы прибыли в Кострому, где узнали от местных воевод, что Михаил с матерью находятся на богомолье в Ипатьевском монастыре. 14 марта духовенство возглавило крестный ход в монастырь. Там Михаилу и его матери подали писание от Земского собора об избрании его на царский престол Русского государства. Старица Марфа «с великим плачем» наотрез отказалась благословить сына на царство. Михаил также заявил, что не хочет быть царем, боясь ослушаться воли матери. Аргументами Марфы были молодость сына, наглядные примеры прежних измен государям Борису Годунову, Лжедмитрию I, Василию Шуйскому, нахождение в польском плену отца Михаила — митрополита Филарета, которому поляки велят «какое зло учинить», узнав об избрании его сына. Только после шестичасовых переговоров Михаил с матерью согласились подчиниться приговору Земского собора, и шестнадцатилетний юноша в местном соборе был наречен на царство боярами и митрополитом Феодоритом.
Беда Михаила была в том, что он оказался совершенно неподготовленным к роли великого государя. С четырех лет он был насильственно разлучен с родителями, попал под стражу и был сослан в заточение. Столь гибельные перемены сказались на характере Михаила, выработав в нем такие черты, как смирение, терпение, склонность подчиняться чужой воле и приспосабливаться к любым неблагоприятным условиям, в то время как в хаосе Смуты стране нужен был решительный и опытный самодержец. Последующие годы, проведенные Михаилом в осажденной Москве, были потеряны и для учебы. Михаил Федорович не смог получить даже традиционного образования. Как писал о Михаиле очевидец событий голландец Исаак Масса, «он вполне необразован и до такой степени, что мне неизвестно, может ли он даже читать письма».
19 марта Михаил с матерью выехали в столицу. Все ждали его скорого возвращения. Но он надолго задержался в Ярославле. Оттуда царь, а точнее его мать затеяла хозяйственную переписку с московскими властями. Необходимо было подготовить все необходимое к приезду царя, наполнить дворцовые кладовые и отстроить царские хоромы, сильно пострадавшие во время польской оккупации. Пока царский поезд медленно двигался к Москве, в окружении старицы Марфы начал формироваться новый правительственный круг. В него вошли Борис и Михаил Михайловичи Салтыковы, родня матери Ми-хайла Романова. Стольник Борис Салтыков был поставлен во главе приказа Большого дворца. Его брат Михаил стал кравчим.
Почти два месяца царский поезд двигался из Костромы в Москву. Все это время царь слал к столичным властям грамоты с требованиями обустроить царский быт и навести безопасность на дорогах. И ни одного военного, административного или иного государственного распоряжения. Наконец 2 мая 1613 г. царь Михаил торжественно въехал в столицу.
Венчание Михаила на царство состоялось 11 июля 1613 г. Перед венчанием Михаил по традиции устроил раздачу земельных и денежных пожалований, стольник Дмитрий Михайлович Пожарский получил чин боярина. При этом у некоторых воевод, служивших в Тушино у Лжедмитрия II, новые власти конфисковали владения и титулы, пожалованные «незаконными» государями. Во время коронации боярин князь Ф. И. Мстиславский осыпал Михаила золотыми монетами, боярин И. Н. Романов держал шапку Мономаха, боярин князь Д. Т. Трубецкой — скипетр, боярин князь Д. М. Пожарский — державу. За неимением патриарха венчал Михаила казанский митрополит Ефрем.
Первые трудности
Характерно, что, вернувшись в Москву, Михаил нашел уже нормально функционирующий государственный аппарат. Приказы были воссозданы Мининым и Пожарским еще летом 1612 г. Боярскую думу по прежнему возглавлял князь Ф. И. Мстиславский. Важную роль в правительстве продолжал играть князь И. М. Воротынский. Дядя царя И. Н. Романов занимал третье место после Мстиславского и Воротынского, но Марфа относилась к нему очень настороженно, и его роль в управлении государством была крайне мала. За царя, получившего прозвище «тишайший», правили его мать и ее родня — Салтыковы. Михаил не обнаружил около себя способных и энергичных советников. Такая ситуация была характерна для первого периода в царствовании Михаила с 1613 по 1619 гг.
Многие русские публицисты видели в возведении на престол Михаила Романова окончание Смуты: «воцарился благочестивый царь Михаил и возродилось Московское государство… и с тех пор прекратились на Руси мятежи…». Но еще одной бедой оставались казачьи разбои. Как писал летописец, «и бысть во всей России мятеж велик и нестроение злейши перваго». Вообще у современников Михаила было весьма нелестное отношение к казакам. Но не только одни казаки творили грабежи и насилия, среди разбойников были люди всех сословий, не желавшие оставить ставшее для них уже привычным ремесло. И тем не менее русские публицисты подчеркивали, что именно казаки были «заводчиками» этому «воровству». Помимо казачьих отрядов под началом Воловни, Никанора Шульгина, действовали отряды и знаменитого «боярина» — атамана Ивана Заруцкого.
Поражают зверства, которые творили эти люди над своим же народом: «иных древием преломаш, стоящие древеса наклоняюще привязоваху, и тако ломаху; иных же огнем сожигаху; прочим же во уста насыпающе зелие сожигаху; женского же полу людем, сосцы прорезывая и верви вдевая, вешаху… и бысть повсюду стенание и плач». Летописцы писали, что от иноземцев они не испытывали таких мук, как от своих. Следствием этого и явилась отрицательная оценка казаков русскими современниками.
В противовес этому злу современники описывали методы, которыми правительство пыталось покончить с этими разбоями. Царь посылал к орудовавшим по всей территории Русского государства казацким отрядам послов с призывом «отстать от воровства». И многие, со слов летописцев, являлись в Москву просить царской милости. Но что характерно, авторы не верили в раскаяние казаков, считая их неискренними, так как и придя в Москву они продолжали «воровать». И только после этого правительство было вынуждено прибегнуть к крайним мерам. Были начаты открытые военные действия против казачьих отрядов, приведшие к их разгрому. Многие их предводители были повешены, остальных отправили в тюрьмы. Такое наказание современники считали заслуженным и своевременным: «и оттоль престаша казаки тако воровать», «и был уничтожен злой сорняк вражеских смут».
На юге продолжал действовать казачий атаман Иван Заруцкий. Ему удалось захватить Астрахань. Оттуда он начал рассылать грамоты от имени «царицы» Марины Мнишек и ее четырехлетнего сына «царевича» Ивана Дмитриевича. Против него был послан правительственный отряд под началом стрелецкого головы Василия Хохлова. Заруцкий, потеряв надежду удержаться в Астрахани, бежал на Яик. Но уже в окружении бывшего земского правителя зрела измена. После нескольких стычек казаки выдали властям Заруцкого вместе с Мариной. Михаил жестоко наказал своих врагов. Четырехлетний «воренок» Иван Дмитриевич был публично повешен, причем, по свидетельствам очевидцев, ребенок был настолько легок, что петля до конца не затянулась, и он умер лишь спустя несколько часов. Заруцкого посадили на кол. Марину заточили в Тулеек, где она и умерла от горя. По польским официальным данным — ее утопили, по неофициальным — удавили двумя подушками.