Находившийся под попечением своей матери Евдокии Лопухиной Алексей вырос в слепом страхе перед церковными догмами. Когда его мать вынуждена была уйти в монастырь, Алексей утратил самое сильное связующее с семьей звено. Процесс над стрельцами и потеря матери слились в некое единство, и в обоих случаях для Алексея виноватым был его правящий отец. Алексей одновременно и боялся и уважал отца. Он оплакивал мать. Без конца появлялись церковники, которые настраивали его против «антихриста». Его не интересовало, какие мотивы двигали отцом. Помимо этого он был слишком эгоист и слишком погружен в свой иллюзорный мир. Царь послал сына в Дрезден для изучения иностранных языков, геометрии, строительства крепостей и политических наук. В 1710 году он против своей воли последовал указаниям отца. В Дрездене он предавался своим религиозным страстям, женщинам и алкоголю.
И следующего решения отца Алексей также не понял. Вопреки московским традициям, Петр I хотел женить сына на немецкой принцессе – Шарлотте-Кристине-Софии Брауншвейг- Вольфенбюттельской. Алексей пришел в ужас: он должен взять в жены эту тощую, рябую девицу? Кроме того, принцесса была лютеранкой. Отец вновь добился своего. Петр сам принимал участие в церемонии, состоявшейся 14 октября 1712 года в замке Торгау. В Торгау, потому что крестная мать невесты была королевой Польши и курфюрстшей Саксонии. Согласно брачному договору, невеста даже не должна была переходить в православие – только будущие дети должны были с рождения воспитываться в этой вере. Это великодушное положение позднее никогда не повторялось. Брак был заключен, но не был счастливым. Если Шарлотта добросовестно пыталась полюбить своего мужа, то он этого не делал. Ни один из них не осознавал, что династия Романовых благодаря им отважилась на принципиально новый шаг. Впервые она ввела своего престолонаследника в сплетение европейской аристократии в надежде, что сможет получить в царицы иностранную принцессу. Престолонаследник должен был выполнить историческую миссию. Для Алексея жизнь в браке была новым актом насилия со стороны отца, который служил ему помехой в уютной набожности. Алексей был равнодушен к жене, она терпела жалкую жизнь просватанной принцессы. Когда Шарлотта в 1714 году родила дочь Наталью, Алексея даже не было дома. Он пьянствовал в Карлсбаде. Возвратившись, он привел в семейный дом крепостную Евфросинью, некрасивую и вульгарную девицу.
Несмотря на расстроенные отношения, 22 октября 1715 года Шарлотта произвела на свет второго ребенка, сына Петра, который как царь Петр II правил Россией с 1727 по 1730 годы. Шарлотта умерла 2 ноября 1715 года от последствий родов, от горя, из-за своих несбывшихся мечтаний. Как говорят, у ее смертного одра Алексей трижды падал в обморок. Когда 27 ноября он вернулся после погребения жены, которое он совершил бок о бок с отцом, он обнаружил письмо отца, датированное 11 октября 1715 года, однако, возможно, написанное позднее, которое цитировалось выше.
Друзья советовали ему отказаться от трона. Неизвестно, спрашивал ли он совета матери. Решение приняла вторая жена Петра – Екатерина. 29 ноября 1715 года она родила царю сына Петра, и каждому стало очевидно, что Петру Великому не трудно будет выбрать, кого из двух маленьких Петров провозгласить преемником. 30 ноября Алексей отказался от прав на престол. Петр I ответил сыну 19 января 1716 года, он укорял его в том, что тот не отбивается от упреков в лени и неспособности, и пригрозил ему монашеской рясой.
Алексей ответил отцу лаконично: «Я желаю стать монахом…» Он хотел разделить судьбу матери, обрести покой и выказать отцу свое презрение. Петр еще раз попросил сына обдумать решение. Когда по истечении семи месяцев реакции не последовало, отец написал, что Алексей должен либо немедленно прибыть к нему в Данию, либо сообщить ему день и место поступления в монастырь.
Алексей бежал в Вену – к германскому императору Карлу VI. В Вене Алексей открылся вице-канцлеру Шенброну и поставил Карла VI в неприятное положение. Император, правда, принял беглеца, но запер его в крепости Эренберг в Тироле, откуда он отослал его дальше – в Италию. Он надеялся на то, что отец и сын снова помирятся.
Петр I отправил графа Толстого и капитана Румянцева. Царь обещал в случае возвращения освободить от наказания, если же Алексей будет противиться приказу вернуться, царь проклянет и покарает его как предателя. После долгих разговоров Алексей был готов вернуться домой – если сначала он сможет жениться на беременной Евфросинье.
Петр собирался простить сына, если только тот вернется домой. И на Евфросинье он разрешал жениться, разумеется, только на русской земле. Алексей вновь прибыл в Москву 31 января 1718 года. На 3 февраля Петр созвал совет в большом аудиенц-зале Кремля. Офицеры привели сына и поставили его перед царем. Царь готов был оказать милость только при двух условиях: сын должен вновь объявить от отказе от престола и выдать всех тех, кто помогал ему бежать. В торжественном послании Алексей отказался от трона и признал своего маленького сводного брата законным наследником трона. Манифест был зачитан на Красной площади: «Поэтому исключаем мы его, нашего сына Алексея, из порядка наследования и назначаем и торжественно объявляем нашего другого сына Петра наследником упомянутого трона, даже если он еще очень юн». Уже днем позже Алексей должен был составить список всех «соучастников». Он записал около 50 человек – среди них и собственная мать Евдокия Лопухина. Расследование выявило, что Алексей пользовался большой симпатией. Заговора против царя обнаружить не смогли. Посыпались смертные приговоры и телесные наказания. Сравнительно мягкой была судьба Евдокии. Из Суздаля она была сослана в монастырь на Ладожском озере и там, очевидно, бита кнутом.
Этот второй акт не был окончанием драмы. Петр выжидал, пока из-за границы не вернется Евфросинья. Ее доставили в Петропавловскую крепость и допросили. Женщина не могла сообщить ничего нового, но она так смешивала вымысел и правду, что Петр мог увидеть в этом доказательство заговора. Алексей был заключен в Петропавловскую крепость. Очная ставка Евфросиньи с Алексеем в присутствии Петра привела к краху царевича. У Петра не было сомнений в виновности сына и первой жены. Он спросил мнения высшего духовенства. Цитируя Ветхий и Новый Завет, оно высказывалось как за суровость, так и за милосердие, объявило себя некомпетентным и вернуло право принятия решения Петру. Царь не стремился взять на себя единоличную ответственность и инсценировал спектакль с государственным судом. Он сам выбрал судей и велел вести заседания в своем присутствии. Приговор был предопределен с самого начала, и все подписали его – генералиссимус Меншиков, канцлер Головкин, адмирал Апраксин, граф Петр Толстой, Иван Бутурлин: «24 июня 1718 года… мы, подписавшиеся, министры, сенаторы, чиновники, офицеры и гражданские лица, собравшиеся в зале Сената в Санкт-Петербурге, по зрелому размышлению и вдохновленные нашей христианской верой на основании святых заповедей Ветхого и Нового Завета, святых посланий евангелистов и апостолов, правил и установлений отцов Церкви и учителей, права римских и греческих императоров и того же других христианских правителей, а также на основании русского права, единогласно и без возражений постановили, что царевич Алексей за свою вину и мятеж против своего правителя и отца и как сын и как подданный заслуживает смерти». Милостью Петра могущественные фавориты без зазрения совести приняли решение о жизни сына. 26 июня было распространено известие, что у Алексея после оглашения случился апоплексический удар, он исповедался, помирился с отцом и умер. Никто этому не верил. Вскоре уже циркулировали различные варианты убийства. Согласно одного из них, Петр убил своего сына после оглашения приговора. Алексею устроили достойные государственные похороны. Петр поцеловал своего растерзанного сына. Сразу после погребения он уехал на празднование 9-й годовщины битвы под Полтавой. Царь был убежден, что действует в интересах государства. Позднее он сказал: «Вы видели, как я покарал преступление своего неблагодарного, лицемерного и невообразимо злонамеренного сына… Я надеюсь тем самым защитить свое великое стремление сделать русскую нацию навеки могущественной и внушающей страх, а все мои земли – процветающими, дело, которое стоило мне столько усилий, а моим подданным столько крови и денег и которое было бы уничтожено в первый же год после моей смерти, если бы я таким образом не восстановил порядок». На Крайнем Севере Евдокии Лопухиной стоило основательно задуматься над тем, какую необычную меру наказания замыслил для нее император.