Когда мы вошли, моя мама протянула тёте Лене коробку печенья, тётя Лена сказала, что можно не разуваться, а потом стала звать Юрца. Он вышел из своей комнаты не сразу, и вид у него был такой, будто его отвлекли от важных и увлекательных дел. Он подошёл ко мне очень медленно, на ходу словно бы размышляя, а стоит ли вообще приближаться, и несколько секунд молчаливо и совершенно беззастенчиво меня изучал. Его глаза были странными, немного раскосыми, но странность была в другом. Они казались какими-то опрокинутыми – как будто у человека, стоящего вверх ногами. Потом, по-прежнему не отводя взгляда, он протянул мне пятерню. В моей левой руке был автомобиль, в правой – робот, так что мне пришлось положить робота на пол, чтобы ответить на это дурацкое приветствие. Мне нравилось, когда со мной здоровались за руку взрослые, но рукопожатие с мальчиком моего возраста?.. Противоестественно. Его пальцы были тёплые и липкие, как куски размятого пластилина. Мне стало противно, и я отнял руку. Юрец ухмыльнулся. И сказал: «Я покажу, где у нас раковина».
Он отвёл меня в ванную, смотрел, как я мою руки, и ухмылялся. Потом пригласил к себе в комнату. Он ходил очень медленно и как-то немного криво, словно передвигался по дну реки, преодолевая течение и сопротивление воды.
Ни мой автомобиль, ни мой креотрансформер не произвели на него ни малейшего впечатления. Он сказал, что это всё «детский сад». У него самого, как оказалось, была целая куча трансформеров, а также имелся радиоуправляемый вертолёт. Он разрешил мне его посмотреть, мимоходом сообщив, что «такие вещи его в последнее время мало интересуют». Это было унизительно.
– Какие же вещи тебя в последнее время интересуют? – Я постарался вложить в вопрос как можно больше иронии, но прозвучало скорее сварливо.
– Биоинженерия, – заявил он.
Это было ещё унизительнее. Потому что я вообще не знал, что это такое.
Потом в комнату зашла его мать и сказала быстро и очень тихо, так что я сначала подумал, что мне послышалось. Она сказала:
– Юра. Пора дышать, – и кивком позвала его за собой.
– Давай прямо здесь, – распорядился Юрец.
Она слегка удивилась, но послушно кивнула и вышла. Потом я не раз замечал в ней эту покорность. Как будто он был главнее в их паре, и она это признавала.
Она вернулась с баллончиком, вставленным в пластмассовый ингалятор. Юрец сделал выдох, обхватил ингалятор ртом и, пуча глаза, начал делать вдох, а тётя Лена, пока он вдыхал, дважды нажала на баллончик, пшик-пшик. Действовали они слаженно, молча, и вся процедура заняла от силы тридцать секунд.
Когда она вышла, я спросил его:
– Ты больной?
Я знал, что спрашивать об этом нельзя, тем более вот так в лоб, но всё же спросил. Возможно, из мести. Из-за его вертолёта, который его мало интересует.
– Я не больной, – спокойно сказал Юрец. – Я с другой планеты.
Пробелы кончились. Дни перестали тянуться. Теперь каждый день был как новая серия фантастического кино, я больше не думал про первое сентября и про шоколадные хлопья, про креотрансформеров и про то, какой бы мне хотелось айфон. Теперь мне каждый день хотелось лишь одного – пойти к Юрцу и слушать про планету Аргентус. С которой он прибыл и на которую он обещал меня взять.
Конечно, сначала я не поверил. Когда он сказал, что его корабль неправильно вошёл в атмосферу Земли и потерпел крушение во время жёсткой посадки и весь экипаж погиб, все погибли, кроме него. И что тётя Лена нашла его, тогда ещё пятилетнего, в лесу рядом с дачей, погибавшего в непривычных био-, метео– и гравитационных условиях, и, по счастью, она оказалась медиком, и, по счастью, у неё оказалось доброе сердце, и она взяла его к себе и стала любить как родного, и она подобрала ему поддерживающую терапию с учётом условий Земли…
Сначала не верил – по крайней мере, не вполне верил, мне просто нравилось его слушать. Но чем больше Юрец говорил, тем правдоподобнее и логичнее звучали его слова, и тем реальнее становился Аргентус, планета серебристых камней, и тем лучше я видел, что Юрец действительно не землянин.
А доказательства? Их было довольно много. Реальных, медицинских доказательств. Юрец говорил, что его организм не усваивает местную пищу, что у него иная кишечная микрофлора. И он действительно принимал специальные порошки с живыми бактериями, он их вытряхивал из пакетика в стакан, заливал водой и глотал. И он действительно сидел на диете. Он говорил, что на Аргентусе содержание кислорода в три раза выше, чем у нас на Земле, что здесь ему трудно дышать. И тётя Лена действительно делала ему ингаляции, утром и вечером, для восполнения недостающего кислорода. И ему правда, даже несмотря на ингаляции, бывало трудно дышать, я несколько раз это видел. Во время приступов у него синела кожа вокруг рта, и он выталкивал из себя воздух со свистом. Тогда тётя Лена прибегала с баллончиком и делала ему два дополнительных пшика. Он говорил, что на Аргентусе очень слабая гравитация. Поэтому здесь у него болезнь притяжения, его буквально тянет к Земле. И он действительно двигался как будто бы через воду, и у него даже была инвалидная коляска с колёсиками – на случай обострения гравитационной болезни. А там, на Аргентусе, рассказывал он, все животные – даже те, у кого нет крыльев, – могут немножко летать…