Поэтому про гаплогруппу как про некоторый объединительный признак мы говорим тут только удобства для. На деле объединительный признак один – мелкая помета на хромосоме, которую никаким органами чувств не определишь и не выделишь. Чай, не цвет кожи.
Разве что в самом начале истории сапиенсов можно говорить о некоем относительном совпадении понятий отдельного сообщества и гаплогруппы. Это было тогда, когда из немногочисленных первобытных сообществ выделялись и уходили ещё менее многочисленные первобытные стада, связанные именно кровнородственными узами. Грубо говоря, родами. Причём во главе их стоял некий лидер или группа родственных лидеров, имеющих преимущественное право покрывать всех самок. Но, повторюсь, говорить об этом можно, лишь касаясь относительно недолгого периода. Ибо с первого момента своего выделения сообщество-гаплогруппа тут же начинает а) распространяться, размываясь и б) размываться, принимая чужих мужчин.
Но и в этом случае связывала людей не гаплогруппа. Она была следствием – следствием родства. Точнее, даже не следствием, а признаком. Гаплогруппа – это люди, имеющие более дальнего ли более близкого общего родственника, чьи отметки на хромосомах они носят на хромосомах своих. А в жизни они могут быть не просто не родичами, но представителями населения разных континентов, наций и даже рас.
Людей связывало то же, что связывает сегодня, – общественные отношения. Положение в структуре общества. Или, соответственно, разделяет. И потому и в самое древнее время люди существовали в относительно компактном составе своей гаплогруппы не потому, что их тянула друг к другу отметка в хромосоме, а потому, что состояли в какой-то форме общественного объединения. В какой же?
Давайте возьмём некую свежевыделившуюся гаплогруппу в её первоначальном агрегатном состоянии. То есть в движении от прежней своей общины – не важно, за горизонт ли или за тушканчиками. И в каких общественных формах двигались начальные гаплогруппы?
Из того, что мы видим сегодня в первобытных сообществах, можно с известной долей уверенности предположить, что в этих формах присутствовало:
а) вождество (в том числе старейшинство и/или шаманизм);
б) равноправие взрослых мужчин-охотников воинов (исключая вождя/старейшины/шамана, который, однако, перестаёт таковым быть, как только – «Акела промахнулся»);
в) обычайная, следовательно, очень жёсткая дисциплина, но не перед людьми, а перед обычаем, традициями, установленными правилами и табу.
Назвать это племенем? Не поворачивается язык: настоящие племена появляются уже чуть ли не в историческое время. Группой? Слишком расплывчато. Родом? Пожалуй, но это должно было быть существенно побольше рода, чтобы оставить после себя целые континенты своих потомков. Поэтому меня подмывает для таких сообществ ввести понятие «стадо». Или ввести в понятие «стадо» дополнительное значение.
А что? Тогда у нас и получается непротиворечивая картина. Есть некое, ничем, кроме инстинктов, рефлексов и обычаев не управляемое сообщество взрослых мужчин. Оно предводительствуется сравнительно небольшой группой авторитетных взрослых вожаков, родовых лидеров, во главе которых – самый взрослый и авторитетный. Эти мужчины ведут с собою женщин и детей, защищая их, но и управляя ими. Самым естественным образом преимущественное право на женщин распространяется на вожаков, причём женщины не только не против этого, а сами стремятся к спариванию в первую очередь с ними и радуются, когда это удаётся. Ибо их будущее обеспечено, и с детьми. И до сих пор этот инстинкт безусловно ведёт женщин по жизни.
В таком стаде могут участвовать и мигрировать мужчины из сторонних гаплогрупп – присоединившиеся добровольно или же втянутые в наше стадо в ходе его движения. Но в описанных условиях они неизбежно оказываются на, так сказать, сексуальной периферии, и их генетическое потомство достаточно скоро просто забивается широко размножающимся потомством вожаков. Или, фигурально будь сказано, «гапловожаков». Так что в итоге в конечную точку миграции стадо приходит как бы не в более «чистом» гаплогенетическом составе, нежели уходило. Если, конечно, не рассеивалось по пути, распадаясь на локальные стада, которые вскоре начинают нести уже свои отдельные отметки на хромосомах.
Впрочем, это детали. Вещи всё равно недоказуемые. В любом случае мы имеем дело с тем, что даже в тот, самый ранний, период существования гаплогрупп в их быстро расползающемся единстве жизнь людей обеспечивалась некоей формой общественной организации.