Вот что пишет об этом периоде деятельности Павла Николаевича его жена, М. Н. Яблочкова: «Париж стал приготовлять свою выставку на 1889 год. Павел Николаевич занялся приготовлением Русского Отдела и вместе с тем разрабатывал свои изобретения для их демонстрации на выставке. Материальные средства наши в то время были уже очень маленькие. Павел Николаевич приглашал массу русских к себе обедать и завтракать. Опять наш дом превратился в какой-то ресторан… После окончания Выставки он более года работал, но силы и работоспособность уменьшились. Он отдавал себе в том отчет, но меня не хотел пугать. Жизнь стала очень тяжелая в материальном отношении потому, что, хотя опыты все время продолжались, но больших результатов не получалось, а главное, Павел Николаевич все же, главным образом, работал над своими аккумуляторами и как бы торопился довести их до конца. Работая с хлором, он сжег себе (как говорят доктора) слизистую оболочку легких, в силу чего он стал задыхаться. Потом стали пухнуть ноги. Нравственно он тоже переменился. У него явилась тоска по родине и он стал меня уговаривать вернуться в Россию».
Мечты о возвращении в Россию оставались пока мечтами, и Яблочков, несмотря на болезнь, все еще продолжал работать. Он, как пишет его жена, «сильно верил в конечный, практический результат его изобретения и, таким образом, могли поправиться наши дела и мы могли бы уплатить тем, кто давал нам деньги на опыты и даже на жизнь». Но болезнь прогрессировала. Опыты с хлором, которые так губительно отозвались на здоровье Яблочкова, были опыты с гальваническими элементами и опыты над обесцвечиванием желтых капских бриллиантов. О том, как начались эти последние опыты, рассказывает М. Н. Яблочкова: «На Выставке (Парижская 1889 г.) Павел Николаевич познакомился с одним бриллиантщиком из Голландии. При разговоре о драгоценностях бриллиантщик стал говорить о разности цены белых и желтых капских бриллиантов и о том, что если бы удалось обелить желтые бриллианты, то такое изобретение могло бы обогатить изобретателя».
Яблочков, с его изобретательским темпераментом, вдобавок очень нуждавшийся в средствах для своих основных работ, горячо заинтересовался этим вопросом и стал производить опыты обесцвечивания. Работал он с хлором при высоких температурах. На его и без того больной организм эта работа подействовала губительно. Работать становилось все труднее и труднее. Опять явилась мысль уехать в Россию, на Кавказ и там, в обстановке южной природы, создать себе условия, в которых он мог бы жить и свободно работать. Но мечте этой не суждено было сбыться. В Россию, правда, Яблочков уехал, оставив жену временно в Париже, но в Петербурге заболел и должен был остановиться. Вот как описывает приехавшая к мужу Мария Николаевна Яблочкова последние месяцы жизни великого изобретателя:
«В Петербурге здоровье Павла Николаевича стало еще хуже. Он очень мучился кашлем и просил меня приехать. Приехавши в Петербург (июль 1893 г.), я нашла Павла Николаевича очень изменившимся, хотя не видела его всего три месяца. Через несколько дней мы уехали в деревню, но в имении даже не было дома, который давно сгорел… мы поселились в доме, который был заброшен и негоден для зимнего жилья. Настала осень. Здоровье Павла Николаевича ухудшалось, и в начале зимы мы уехали в Саратов. В Саратове мы поселились в гостинице «Континенталь» в одной комнате, так как Павел Николаевич не мог оставаться один. Это был самый трагический период в нашей жизни. Открылась водянка… Он не мог ходить».
Но потребность в творческой работе не покидала и больного Яблочкова.
«Около дивана, на котором он лежал, ему поставили большой стол и вот на этом столе он устроил себе целую лабораторию, все время говоря, что он скоро окончит свои опыты и будет миллионер… Он почти не спал и по старой привычке ночью работал за своим лабораторным столом… Болезнь усиливалась… Павел Николаевич стал задыхаться и 19 марта (ст. ст.) 1894 года в 6 час. утра он помер».
Последними словами умирающего были: «И там тяжело, и здесь не легко».
Так окончил жизнь в номере провинциальной гостиницы всеми покинутый крупнейший изобретатель и один из крупнейших в мире пионеров электротехники.
До последних часов своей жизни трудился великий изобретатель над своими изобретениями и умер неудовлетворенный. Его главное изобретение, давшее ему мировую славу, «свеча», к тому времени почти утратила свое значение. Работа с гальваническими элементами, на которую до последних часов своей жизни он возлагал много надежд, осталась незаконченной.
Но остались после Яблочкова работы и изобретения, которые никогда не утратят своего значения, — это введение в жизнь переменных токов и изобретение трансформаторов переменного тока. На эти именно изобретения современники Яблочкова обращали меньше всего внимания и сам он как бы потерял к ним интерес. Но, несомненно, эти изобретения вместе, со свечой были основными изобретениями Павла Николаевича.
Яблочков при жизни имел много принципиальных противников, но и они признавали исключительное значение его изобретений для прогресса электротехники.
«Я не принадлежу, — пишет В. Н. Чиколев, — к числу лиц, которые видят в электрической свече совершенство, далее которого нечего искать, и я считаю, что главнейшая заслуга Яблочкова не в изобретении его свечи, а в том, что под знаменем этой свечи он с неугасимой энергией, настойчивостью, последовательностью поднял за уши электрическое освещение и поставил его на подобающий пьедестал. Если затем электрическое освещение получило кредит в обществе, если прогресс его, поддерживаемый доверием и средствами публики, пошел затем столь гигантскими шагами, если на усовершенствование этого освещения устремились мысли работников, между которыми фигурируют знаменитые имена Сименса, Жамена, Эдисона и др., то всем этим мир обязан нашему соотечественнику Яблочкову».
Это не некролог, не речь над гробом, а слова, написанные еще в 1880 г. одним из самых яростных принципиальных противников свечи и применения переменного тока.
Но не одной свечой мы обязаны Яблочкову. Он сделал больше. Он первый в мире дал практическое решение проблемы «дробления света», которого искали все его современники, и дал систему распределения между рядом приемников тока, получаемого от одного источника, систему, основанную на применении переменного тока и изобретенных им трансформаторов, т. е. систему, по идее ту, которой мы пользуемся до настоящего времени.
Далеко не все изобретения Яблочкова были оценены его современниками; может быть, это объясняется тем, что современная Яблочкову техника не была готова к освоению его многих очень передовых мыслей.
Целый ряд вопросов, научных и технических, которыми мы занимаемся еще в настоящее время или которые решены сравнительно недавно, был впервые поднят Яблочковым. Таковы, например, вопросы о влиянии индукции и емкости в цепях переменного тока (резонанс токов и напряжений), вопросы по теории гальванических элементов и т. п., вплоть до вопроса о влиянии проводов, по которым идет переменный ток, на соседние провода связи. Яблочков, конечно, не решил многих из этих вопросов и, при состоянии науки в его время, вряд ли и мог решить, но самая постановка этих вопросов характеризует глубину ума Яблочкова. К сожалению, о различных работах Яблочкова знают далеко не все, даже электротехники. «Для большинства, — как пишет один из его французских биографов. — Яблочков остался человеком свечи. Ни одна из его дальнейших работ не привлекла должного внимания». Мы и теперь знаем далеко не все о работах Яблочкова. Много бумаг, записок и заметок Яблочкова пропало бесследно, и о многих его начинаниях сохранилось только предание. Так, в конце 80-х и начале 90-х годов Павел Николаевич стал очень интересоваться воздухоплаванием, механической тягой на обычных дорогах (взял даже привилегию на электромобиль) и другими подобными вопросами. В одном из заседаний Французского общества гражданских инженеров он заявил, что оставил работу над электрическим освещением, а занялся работой над «производством силы». Вероятно, он имел в виду работы, связанные с использованием изобретавшихся им гальванических элементов. Болезнь помешала дальнейшему продвижению этих работ, от которых мы, быть может, могли бы получить многое.