Ниже приведена небольшая часть подробного описания тех трагических событий, которое Середин изложил в докладной записке для русского вице-консула. Ценность этих строк очень велика:
«Меня толпа человек в 300 (солдаты, разная дворцовая прислуга и проч.) протащила во двор, где помещалась Королева ‹…› Поддаваясь течению охватившей меня обезумевшей толпы, я увидел во дворе помещения Королевы пять японских солдат, стоявших часовыми у двух калиток, и одного японского офицера. При этом там был взвод корейских новых солдат[10] и 20-25 японцев в японских киримонах[11] и европейском платье. Японские часовые стояли неподвижно, равно как и японский офицер. Вблизи корейского взвода солдат стоял очень приличной наружности и весьма прилично одетый японец (в европейское платье). Японец этот имел в правой руке обнажённый кинжал и, по-видимому, распоряжался и командовал остальными японцами, которые с криками и визгом вытаскивали корейских женщин за волосы и бросали за окна (с высоты около 6 футов[12]). Всего за моё пребывание во дворе Королевы японцами было выброшено за окна во двор 10-12 женщин. Между прочим, ни одна из женщин не издала никакого звука, напр. вроде стона или крика ‹…›»[13].
Здесь я позволю себе заметить, что королева Мин, точно так же, как и Середин, на протяжении долгих лет оставалась жертвой политики в своей собственной стране. Но если о Середине долгое время просто умалчивали как в СССР, так и в Корее, то королеве повезло гораздо меньше. Её образ преподносился историками исключительно однобоко, при этом королеву неизменно изображали как предательницу национальных интересов, которая готова была подчинить свою страну России. Ей также приписывали всевозможные пороки – от попрания корейских традиций до развратности и беспринципности.
Мы понимаем, что королева Мин не была ангельским созданием. Однако нельзя не признать, что столь негативное отношение к её образу сформировалось в результате натянутых отношений между СССР и Южной Кореей. На протяжении многих лет любое историческое лицо, так или иначе связанное с Россией, казалось как минимум подозрительным и неблагонадёжным.
Тем не менее, начиная с 1990-х гг., меняются отношения между странами, и вместе с этим меняется взгляд на опальную королеву. Всё чаще о ней пишут, как о мудрой правительнице, которая в непростое для страны время стремилась любыми путями сохранить суверенитет Кореи. В любом случае это была очень яркая, волевая и неординарная для своего времени женщина, которая всячески старалась балансировать между уходящими традициями и наступающей современностью. И, безусловно, с её гибелью Корея потеряла сильного политического деятеля, а Россия – своего союзника.
Итак, Середин поневоле становится ценным и, следовательно, опасным свидетелем. Но, быть может, ему удалось бы остаться в тени и сохранить свою личность в тайне, если бы поверенный в российских делах Вебер не оказал ему медвежью услугу. Вот что писал сам Середин относительно своего непростого положения в те дни:
«То, что я сделался свидетелем Сеульского инцидента, я считаю для себя несчастным обстоятельством. Во-первых, его Превосходительство, Поверенный в Делах в Корее, посетивши совместно с прочими представителями (европейскими) в Корее Японского Посланника и выслушавши его заверения в том, что ни один японец не был замешан в нападении на дворец, сказал, что у него есть свидетель из европейцев, и передал Японскому посланнику всё, что я ему (Его Превосходительству) рассказал. Последствия этого были самые печальные ‹…›.
В тот же день вечером 8 октября ‹…› я был уведомлен одним европейцем и двумя корейцами, что очень вероятно на мою жизнь будет покушение, именно по той причине, что преступники из японцев и корейцев сильно подозревают, что я знаю очень много, что может их скомпрометировать; главное же, они боялись, что я могу их признать на могущей быть очной ставке. В результате мне пришлось не спать по ночам, а иногда, когда я получал уж очень тревожные для меня сведения, то приходилось и уходить на ночь из дому, что я и делал, чтобы не подвергать опасности свою семью ‹…› Получивши нервную лихорадку, находясь постоянно под страхом ожидания быть из-за угла убитым ‹…› я решил уехать из Кореи»[14].