* * *
Едет он. Заря зарделась…
Отдых сделать захотелось,
Захотелось закусить,
Жажду водкой утолить.
Он был малый аккуратный,
Всем запасся в путь, обратный.
Вот коня он разнуздал
И покойно кушать стал.
Конь пасется. Он мечтает,
Как его царь вознесет,
Графом, князем назовет.
Что же ларчик заключает?
Что царю в нем ведьма шлет?
В щелку смотрит: нет, не видно,
Заперт прочно. Как обидно!
Любопытство страх берет
И всего его тревожит.
Ухо он к замку приложит,
Ничего не чует слух;
Нюхает — знакомый дух…
Тьфу ты пропасть! Что за чудо?
Посмотреть ей-ей не худо!
И не вытерпел гонец…
Но лишь отпер он ларец,
Птички — порх! — И улетели,
И кругом на ветках сели,
И хвостами завертели.
Наш гонец давай их звать,
Сухарями их прельщать:
Крошки сыплет — все напрасно
(Видно, кормятся не тем):
На сучках им петь прекрасно,
А в ларце сидеть зачем?
* * *
Вот тащится вдоль дороги,
Вся согнувшися дугой,
Баба старая с клюкой.
Наш гонец ей бухнул в ноги:
«Пропаду я с головой!
Помоги, будь мать родная!
Посмотри, беда какая:
Не могу их изловить!
Как же горю пособить?»
Вверх старуха посмотрела,
Плюнула и прошипела:
«Поступил ты хоть и скверно,
Но не плачься, не тужи…
Ты им только покажи —
Сами все слетят наверно».
«Ну спасибо», — он сказал…
И лишь только показал —
Птички вмиг к нему слетели
И квартирой овладели.
Чтоб беды не знать другой,
Он без дальних оговорок
Тотчас их под ключ, все сорок,
И отправился домой.
Как княжны их получили,
Прямо в клетки посадили.
Царь на радости такой
Задал сразу пир горой:
Семь дней сряду пировали,
Целый месяц отдыхали;
Царь совет весь наградил,
Да и ведьму не забыл:
Из кунсткамеры в подарок
Ей послал в спирту огарок
(Тот, который всех дивил),
Две ехидны, два скелета.
Из того же кабинета…
Награжден был и гонец.
Вот и сказочке конец.
* * *
Многие меня поносят
И теперь, пожалуй, спросят:
Глупо так зачем шучу?
Что за дело им? Хочу!
Тень Баркова
Однажды зимним вечерком
В бордели на Мещанской,
Сошлись с расстриженным попом
Поэт, корнет уланский,
Московский модный молодец,
Подьячий из Сената
Да третьей гильдии купец
Да пьяных два солдата.
Всяк, пуншу осушив бокал,
Лег с б***ью молодою
И на постели откатал
Горячею е**ою.
* * *
Кто всех задорнее **ет?
Чей х** средь битвы рьяной
П***у кудрявую дерет,
Горя как столб багряный?
О землемер и п**д и ж*п,
Б***ун трудолюбивый,
Хвала тебе, расстрига поп,
Приапа жрец ретивый,
В четвертый раз ты плешь впустил,
И снова щель раздвинув,
В четвертый принял, вколотил.
И х** повисший вынул!
* * *
Повис! Вотще своей рукой
Ему милашка др**ит
И плешь сжимает пятерней,
И волосы клокочет.
Вотще! Под бешеным попом
Лежит она, тоскует
И ездит по брюху верхом,
И в ус его целует.
Вотще! Е**ак лишился сил,
Как воин в тяжей брани,
Он пал, главу свою склонил
И плачет в нежной длани.
* * *
Как иногда поэт Хвостов,
Обиженный природой,
Во тьме полуночных часов
Корпит над хладной одой,
Пред ним несчастное дитя —
И вкривь, и вкось, и прямо
Он слово звучное, кряхтя,
Ломает в стих упрямо, —
Так б***ь трудилась над попом,
Но не было успеха,
Не становился х** столбом,
Как будто бы для смеха.
* * *
Зарделись щеки, бледный лоб
Стыдом воспламенился,
Готов с постели прянуть поп.
Но вдруг остановился.
Он видит — в ветхом сюртуке
С спущенными штанами,
С х**ной толстою в руке,
С отвисшими м**ами
Явилась тень — идет к нему
Дрожащими, стопами,
Сияя сквозь ночную тьму,
Огнистыми очами.
* * *
Что сделалось с детиной тут?
Вещало привиденье:
«Лишился пылкости я м*д,
Е**ак в изнеможеньи,
Лихой предатель изменил,
Не хочет х** яриться».
«Почто ж, **ена мать, забыл
Ты мне в беде молиться?»
— «Но кто ты?»- вскрикнул Е*аков,
Вздрогнув от удивленья.
«Твой друг, твой, гений я — Барков!»
Сказало привиденье.
* * *
И страхом пораженный поп
Не мог сказать ни слова,
Свалился на пол будто сноп
К портищам он Баркова.
«Восстань, любезный Е*аков,
Восстань, повелеваю,
Всю ярость праведных х**в
Тебе я возвращаю.
Поди, **и милашку вновь!»
О чудо! X** ядреный
Встает, краснеет плешь, как кровь,
Торчит как кол вонзенный.
* * *
«Ты видишь, — продолжал Барков, —
Я вмиг тебя избавил,
Но слушай: изо всех певцов
Никто меня не славил;
Никто! Так мать же их в п**у,
Хвалы мне их не нужны,
Лишь от тебя услуги жду —
Пиши в часы досужны!
Возьми задорный мой гудок,
Играй им как попало!
Вот звонки струны, вот смычок,
Ума в тебе не мало.
* * *
Не пой лишь так, как пел Бобров,
Ни Шелехова тоном.
Шихматов, Палицын, Хвостов
Прокляты Аполлоном.
И что за нужда подражать
Бессмысленным поэтам?
Последуй ты, **ена мать,
Моим благим советам.
И будешь из певцов певец,
Клянусь я в том е**ою, —
Ни черт, ни девка, ни чернец
Не вздремлют под тобою».
* * *
«Барков! доволен будешь мной!» —
Провозгласил детина,
И вмиг исчез призрак ночной,
И мягкая перина
Подмой ж**ой красоты
Не раз попом измялась,
И б***ь во блеске наготы
Насилу с ним рассталась.
Но вот яснеет свет дневной,
И будто плешь Баркова,
Явилось солнце за горой
Средь неба голубого.