На подходе к Ревелю Петру доложили:
— На рейде две эскадры, под английским и голландским флагами. Двадцать два вымпела.
Пётр первым разглядел адмиральские флаги, не опуская трубы, сказал Апраксину:
— Англичанин — адмирал, голландец — шаутбенахт. Салютовать им не будем, твой чин равный.
Голландский флагман порядок соблюдал, приветствовал салютом русского адмирала, Апраксин вежливо ответил. Морские салюты, кроме чинопочитания, означают уважение к флоту государства… Морские традиции незыблемы. Первыми наведались гости на корабль под царским штандартом.
— Адмирал Норрис, шаутбенахт Дефет, — представились они Петру.
Оказалось, что они сопровождают большой караван, около сотни купеческих судов, в Петербург.
— В прошлую кампанию мы понесли большие убытки от шведских каперов.
Пётр согласно кивнул и похвалился:
— Нынче весной мы уже изловили пяток каперов, но брат Карл не унимается, не желает нашей обоюдной торговли.
Потягивая вино из бокалов, гости благожелательно улыбались: хорошо, когда царская особа занимается морским делом, понимает их…
Начались взаимные визиты, встречи. Распределяли, чтобы не было ущемления, кому первому играть утреннюю зарю, кому вечернюю.
Первым начинал старший по званию. Апраксин и Норрис по званию оказались равными: Норрис играл утром, Апраксин — вечером…
Вместе с англичанами и голландцами приплыли из Англии ещё три покупных корабля — «Ричмонд», «Лондон», «Британия».
Первую годовщину Гангутской победы Пётр отмечал торжественным обедом. Приглашённые адмиралы-союзники пили за здоровье государя и за российский флот, а Норрис про себя подумывал: «Как бы нам вскорости не разойтись контркурсами». Перед уходом из Англии первый лорд Адмиралтейства предупредил Норриса: «Присматривайтесь к русским кораблям и капитанам, оценивайте их мощь, осваивайте гавани и рейды».
Время бежало, на Ревельский рейд один за другим возвращались зарубежные купцы с товарами из Петербурга. Гости собирались в дорогу. Начались прощальные визиты адмиралов. За время стоянки в Ревеле Пётр не раз гостил у Норриса, тот наносил ответные визиты. За столом, за чаркой доброго вина, у моряков всегда отыщется свой флотский интерес. У Норриса в подчинении был ещё шаутбенахт. Он тоже часто составлял компанию флагманам. В знак расположения к новым знакомым Пётр подарил Норрису свой портрет с алмазами, а шаутбенахтам, английскому и голландскому, презентовал бриллиантовые перстни.
Кампания 1716 года обещала стать переломной в ходе Северной войны. Пётр договорился, правда на словах, с королями — польским, прусским и датским — о совместной высадке десанта на побережье Швеции. Флот опять выходил на передовые рубежи войны.
В прусском порту Росток на борт галер и бригантин дополнительно погрузили войска. Под флагом вице-адмирала Петра Михайлова галерный флот в начале июня появился на рейде Копенгагена. В гавани уже стояли на якорях пять кораблей Наума Сенявина и Бредаля. Четыре из них только что построили на верфях Голландии по заказу Салтыкова.
Через две недели на рейд Копенгагена, салютуя, вошла Ревельская эскадра капитан-командора Сиверса. Пётр поднял свой флаг на «Ингерманланде». Рядом на якорях расположилась английская эскадра Норриса, голландская командора Гуля, датская адмирала Гульденлева.
Пётр поторапливал датчан с десантом, а те день за днём отговаривались. Ждут, мол, подкрепление от берегов Норвегии, где действовала против Швеции эскадра датчан.
Пётр не выдержал, пошёл разведывать на шняве «Принцесса» шведский берег для высадки десанта. Шнява прошлась вдоль побережья, вызвала огонь батарей. Видимо, шведы укрепились и ждали десант.
Возвратившись, Пётр досадовал:
— В Копенгагене соединённый флот — шесть десятков кораблей. Шведы пока отсиживаются в Карлскроне, боятся нос высунуть, на Аландах Апраксин ждёт моего приказа десантировать войска у Стокгольма. Чего датчане мешкают?
Излил душу Апраксину в письме: «Бог ведает, что за мучение с ними, самое надобное время упускают и как будто чужое дело делают».
Мешкали датчане потому, что с опаской поглядывали на русские вымпелы с десантом. А в Ростоке стоял ещё двадцатитысячный корпус Шереметева, ожидая датских транспортов. Пошли слухи, что русские намереваются остаться в Дании надолго. Опасения возникли после того, как Пётр договорился с мекленбургским герцогом о династическом браке с племянницей Екатериной Ивановной. Англичане усмотрели угрозу своему безраздельному морскому владычеству. Русские уже в Курляндии, теперь осядут в Мекленбурге, и всё Балтийское море у них. Пётр догадывался об этой подоплёке, но виду не подавал.