«Крейсер», сильно накренившись, нёс полные паруса. На вахту заступил Завалишин, а через полчаса к нему — Нахимов.
— Соскучился по доброму ветру, — улыбаясь, проговорил он. Закинув голову, придирчиво осмотрел паруса, снасти. — Барометр нынче упал довольно, быть буре. — Завалишин только что записал метеорологические наблюдения.
Прохаживаясь на шканцах, они делились впечатлениями о стоянке в Новоархангельске.
— Человек за бортом! — донёсся вдруг громкий крик с бака.
В воду сорвался с рея матрос Давыд Егоров.
— Право руль на борт! Справа грота-булинь отдать!
«Крейсер», пробежав два-три кабельтова, теряя ход, приводился к ветру. Штормовые волны сильно раскачивали его.
В ту же минуту Завалишин послал в шлюпку на левый борт первых попавшихся матросов.
— Павел Степанович! — Завалишин понимал, что он не вправе приказывать: на баке для этой цели подвахтенный мичман, а Нахимов здесь случайно. — Отправляйся с ними!
Спустя мгновение Нахимов был в шлюпке. Спускать её на такой качке было бессмысленно: разобьёт в щепки. Улучшив момент, когда фрегат едва не черпнул бортом, Нахимов скомандовал:
— Руби тали!
Шлюпка полетела вниз, матросы с ходу отошли от борта. Матрос на салинге красным флажком отмахивал в сторону кормы, где едва-едва виднелась голова упавшего за борт.
— Стало быть, — докладывал боцман Лазареву, — канонир Давыдка Егоров на левых фор-русленях юнферс раскручивал, видать, волной сшибло, а может, соскользнул. Однако успели ему лестницу сбросить.
Тем временем шлюпка, скрываясь за огромными волнами, едва виднелась; матрос вдруг исчез в пучине, видимо, схватила судорога.
Лазарев сосредоточенно всматривался в бушующий океан, временами вскидывая голову вверх. Два матроса и унтер-офицер на раскачивающихся салингах до боли в глазах всматривались в горизонт. Прошёл час-другой, шлюпка не показывалась. Постепенно сумеречная мгла опускалась над бунтующим океаном.
— Шлюпка по корме! — радостно закричал унтер-офицер[32] на грот салинге.
Гигантские волны зыби и крепкий порывистый ветер сильно раскачивали фрегат. Сквозь плотно прикрытые порты орудий заливалась вода на батарейную палубу. Подойти на такой волне к борту — значит наверняка погубить не только шлюпку, но и гребцов.
Лазарев приказал спустить за борт матросские койки, чтобы смягчить удар и выбросить матросам концы на случай, если шлюпку разобьёт. Заложили тали и, выждав мгновение, когда фрегат начал наклоняться в сторону шлюпки, быстро выбрали тали, но не успели поднять шлюпку. Набежавшая волна ударила её о борт и разнесла в щепки. Матросы успели схватиться за концы, и их вытянули на палубу. Огорчённые, насквозь промокшие, стояли они перед командиром. Нахимов виновато развёл руками. Но взволнованный Лазарев положил ему руку на плечо:
— Молодцы, братцы, ради жизни товарища себя не жалели.
По приходе в Сан-Франциско он отметил благородство и мужество своих подчинённых и сообщил в Адмиралтейств-коллегию:
«Сию готовность г. Нахимова при спасении человека жертвовать собою я долгом почитаю представить на благорассмотрение г.г. членов государственной Адмиралтейств-коллегии и льщу себя надеждою, что такой подвиг не найдётся недостойным внимания моего начальства».
На Сан-Францисском рейде «Крейсер» встал на якорь рядом с «Апполоном» и торговым судном Русской компании.
После обеда на шканцы фрегата вышли офицеры, утомлённые нелёгким переходом из Ситхи. Несмотря на позднюю осень, тёплый береговой ветер приятно ласкал лицо…
Полтора месяца прошло с той поры, как «Ладога» доставила из Петропавловска ошеломляющее для Нахимова и всех офицеров известие: по высочайшему повелению мичмана Дмитрия Завалишина предписывалось ближайшей оказией отправить в Петербург для аудиенции у царя.
Больше других изумился и огорчился Нахимов:
— Как же так, брат! От сотоварища, соседа по каюте, утаил…
Смущённый Завалишин, как мог, объяснил, что прежде не мог поделиться с другом, пошутил:
— А вдруг в кандалы бы заковали?
Только с ним и с Лазаревым поделился Дмитрий сокровенными мыслями, изложенными в письме к царю. Через две недели отправлялись «Апполон» и «Ладога», и ему предстояло решить, как ехать в Петербург: морем или через Сибирь.
Лазарев настоятельно советовал ехать сушен: шлюпы возвращались уже знакомым маршрутом.
32