Вековечный Вяйнямейнен
просит юных, просит старых,
В среднем возрасте хозяек
пальцами сыграть на струнах
инструмента костяного…
(…)
Пробуют юнцы и старцы,
в среднем возрасте герои:
пальцы юных только гнутся,
старых — головы трясутся.
Нет от радости отрады,
нет от музыки веселья27.
За кантеле берётся Лемминкяйнен, второй по значимости после Вяйнямёйнена герой Калевалы. Он, безусловно, финн или карел и так же, как и все его соплеменники, не умеет обращаться с инструментом:
Так сказал беспечный Ахти:
«Ой вы, парни-недоумки,
ой вы, девицы-тупицы,
остальной народец жалкий!
Нет меж вами музыканта,
кантелиста — и в помине!
Дайте мне поющий короб,
кантеле сюда несите,
на колени положите
под десяток гибких пальцев!»
Вот беспечный Лемминкяйнен
короб в руки принимает,
ближе радость придвигает,
под десяток гибких пальцев,
поудобней размещает,
поворачивает короб:
только короб не играет,
не звенит на радость людям.
Тогда старый Вяйнямейнен говорит:
Нет средь нашей молодежи,
среди юного народа,
нет и в поколенье старшем,
кто на кантеле сыграл бы.
То есть не только молодёжь, но и старики — носители народной традиции — понятия не имеют об этом инструменте. Тогда Вяйнямёйнен предлагает отправить кантеле в Похьелу и Сариолу, в другие финские племена, но и там никто не умеет обращаться с гуслями:
В Похьелу отправил короб,
в сумрачную Сариолу.
Парни в Похьеле играли,
парни юные и девы,
все женатые играли,
все замужние старались.
Пробовала и хозяйка,
кантеле в руках вертела,
пальцами вовсю водила,
десятью скребла ногтями.
Парни в Похьеле играли,
пробовал народ различный,
все веселье не в веселье,
все игра не в радость людям,
струны скручивались в узел,
пел визгливо конский волос,
звуки грубые рождались,
инструмент гремел ужасно.
И в Похьеле и в Сариоле, так же как в роде Калевалы, никто и понятия не имеет об этом инструменте. В результате кантеле возвращают Вяйнямёйнену:
Инструмент несли достойно,
с уваженьем подавали
в руки сделавшему короб,
рунопевцу — на колени.
Перед нами очень яркий рассказ, описывающий первое знакомство финнов и карел с инструментом — кантеле, иначе говоря, с гуслями. Вяйнямейнен, явно не финн по происхождению, приносит народам Суоми гусли и показывает, как на них играть. Итак, Вяйнямейнен — славянин, имя его Ваня. Мы имеем все основания полагать, что Вяйнямёйнен — это наш сказочный Ваня-Иван, самый известный герой славянских сказок и преданий, легендарный Иван-царевич, сохранившийся в памяти карело-финских сказителей подобно тому, как много позже в их эпических песнях появился русский царь Пётр Первый.
Как о гусляре в русском фольклоре о нём или о чудесных гуслях множество воспоминаний, например, в таких русских сказках, как «О чудесных гуслях», «Гусли-самогуды», «Троеструнные гусельцы», «Волшебные гусли».
Вероятно, этот миф восходит к патронимическим легендам о предке вендов — венедов. Это предание о прародителе, давшем своё имя народу-потомку, подобное сказаниям о Словене и Русе, Кие, Щеке, Хориве, Чехе и Ляхе. Ведь одинаково чуть меняющимся в разных языках словом: венды, венеды, вены называли славян, обитавших на южном берегу Балтийского моря, не только финны (Venäjä), но и германцы28 (саксы, датчане, шведы, немцы), и римляне (лат. Venedi, Venethae, Venethi), и кельты. Иными словами, древние славянское предание, сохранившиеся в карело-финском эпосе Калевала повествуют о мифическом предке — гусляре, древнем князе-прародителе славянского союза племён венедов — Вене, Ване, Вяйне. Предание это, как мы видим, очень многим связано с территорией новгородских словен и венедов — славян с южного побережья Балтийского моря.
27
Здесь и далее отрывки из эпоса «Калевала» приведены в переводе Эйно Киуру и Армаса Мишина.
28
Англосаксонский писатель Алкуин, живший во времена Карла Великого, писал в своем письме (датируемое 790 г.): «Но в прошедшем году король с войском устремился на славян (Sclavos), которых мы называем вионудами (Vionudos)…» Monumenta Alcuiniana // Bibliotheca rerum Germanicarum. Berolini, 1873. P. 166–167.; Свод древнейших письменных известий о славянах. М., 1995. Т. II. (VII–IX вв.). С. 462.