Далее Понтрягин отмечает, как эта классификация выдержала проверку временем: «Шнирельман погиб от психической неполноценности, когда ему едва перевалило за 30 лет. Гельфонд вспыхнул коротким блеском в ранней молодости, решив проблему трансцендентности некоторых чисел. Люстерник вообще не достиг значительных высот, а Плеснер вообще вряд ли был сколько-нибудь значительным математиком.
Можно сказать, что проверку временем выдержали только Лаврентьев и Понтрягин... А Лаврентьев, кроме того, оказался и выдающимся организатором. Он основал новый русский научно-исследовательский центр в Новосибирске - Сибирское Отделение Академии Наук СССР».
Ещё один интересный факт из жизни академика: первая жена его - Таисия Самуиловна Иванова (падчерица подруги матери) окончила университет, но написать кандидатскую диссертацию не смогла; за неё это сделал Л.С.Понтрягин (работа о саранче), и после развода в 1952 году он продолжал следить за жизнью бывшей жены, которая впоследствии защитила докторскую диссертацию.
Теперь подробнее о Рохлине: «На моём горизонте заново появился мой довоенный ученик, наиболее усердный и способный слушатель моих лекций, Владимир Абрамович Рохлин. В начале войны он ушёл в ополчение и пропал без вести на много лет. Только в конце войны до нас стали доходить слухи, что он был в плену у немцев, а затем мы узнали, что он освобождён и находится на проверке в советском лагере. Я написал письмо какому-то начальству с просьбой освободить Рохлина».
И он вернулся в Москву, где стал помощником Л.С.Понтрягина, который даже собирался поселить его в своей квартире, но тот женился на аспирантке Л.С.Понтрягина Асе Гуревич.
«Когда Рохлин защитил докторскую диссертацию, он объявил мне, что он не может больше оставаться на должности моего помощника... На его место я взял В.Г.Болтянского, который к этому времени окончил аспирантуру в Московском университете у меня». Понтрягин также вспоминает ещё одну свою ученицу из Московского университета - Ирину Буяновер, за которой числился некий бытовой проступок, и при попытках принять которую в аспирантуру он даже перессорился с ректором МГУ И.Г.Петровским.
В 1968 году «благодарный» ученик Л.С.Понтрягина В.Г.Болтянский попытался единолично переиздать книгу, которая была просто переделкой совместной книги четырёх авторов, представив результаты совместного труда как свои собственные. У Л.С.Понтрягина сложилось также впечатление, что Болтянский пытался сорвать его доклад на Международном конгрессе математиков в Эдинбурге в 1958 году.
А в 1969 году на конференции в Грузии Л.С.Понтрягин «впервые почувствовал некоторую недоброжелательность со стороны евреев». Непосредственной причиной этого он считал то, что пресёк попытку Болтянского присвоить работу целого коллектива, приостановив печатание его книги, после чего тот «стал жаловаться на меня евреям, истолковывая мои действия как антисемитские, направленные против него как еврея».
«Книжный конфликт» имел место также у Л.С.Понтрягина с академиком Я.Б.Зельдовичем по поводу переиздания книги «Высшая математика для начинающих», про которую академик В.Н.Челомей сказал: «В конце книги академика Зельдовича сказано: «Я надеюсь, что читатель получит от моей книги удовольствие и пользу и закроет её с удовольствием». Я также закрываю эту книгу с большим удовольствием, но с тем, чтобы к ней больше никто не возвращался».
В своей автобиографической книге Л.С.Понтрягин пишет довольно много об этом случае и заканчивает этот раздел словами: «Я отвёл много места описанию случая с книжкой Зельдовича. Но этот случай является типичным. На нём я убедился в том, что даже небольшая группа добросовестных людей может противостоять злу, если возьмётся за дело с упорством и настойчивостью».
Случай с этой книгой заставил Л.С.Понтрягина обратить внимание на катастрофическое положение с преподаванием математики в средней школе на основе теоретико-множественного подхода, отличающегося повышенной степенью абстракции.
В статье «О математике и качестве её преподавания» (журнал «Коммунист», № 14, 1980) Л.С.Понтрягин в качестве самого простого примера «усовершенствования» преподавания математики в школе приводил следующее: «Вместо общепринятого и наглядного представления о векторе как о направленном отрезке ... школьников заставляют выучивать следующее: «Вектором (параллельным переносом), определяемым парой (А, В) несовпадающих точек, называется преобразование пространства, при котором каждая точка М отображается на такую точку М/, что луч ММ) сонаправлен с лучом АВ и расстояние ММ) равно расстоянию АВ» (В.М.Клопский, З.Е.Скопец, М.И.Ягодовский. Геометрия. Учебное пособие для 9 и 10 классов средней школы. 6-е изд. М., «Просвещение», 1980, с. 42).
В этом сплетении слов разобраться нелегко, а главное — оно бесполезно, поскольку не может быть применено ни в физике, ни в механике, ни в других науках».
До войны Л.С.Понтрягин познакомился с «очень милой студенткой Асей Гуревич» (впоследствии - женой математика Рохлина). «Ася Гуревич в течение нашего знакомства неоднократно обращалась ко мне с просьбой помочь кому-нибудь из её друзей в каком-то смысле. Это были всегда евреи. Мне это не казалось странным, поскольку сама она была еврейкой и, естественно, имела такое же окружение. Но уже после войны она меня совершенно поразила одним своим заявлением. Она жаловалась мне, что в текущем году в аспирантуру принято совсем мало евреев, не более четверти всех принятых. А ведь раньше, сказала она, принимали всегда не меньше половины... ».
После этой фразы В.В.Кожинов («К публикации «Жизнеописания»») пишет: «В 1978 году «обвинение» такого рода предъявляется уже прямо и непосредственно самому Л.С.Понтрягину как главному редактору «Математического сборника». Кто-то «подсчитал» , что ранее выступавшие на страницах этого издания математики еврейского происхождения составляли 34% всех авторов, а ныне 9%.
Это толковалось как «явная дискриминация математиков еврейской национальности» ».
«Лев Семёнович с полным основанием определил подобные претензии как «расистские требования». Конечно, те, кто выдвигали эти требования, готовы были считать выражением «расизма» как раз уменьшение «доли» евреев.
Однако при элементарно объективном подходе к делу нельзя не прийти к выводу, что именно требование, согласно которому евреи, составлявшие тогда менее 1% населения СССР, «должны» составить 34% авторов математического издания, является в точном смысле слова расистским. Ибо оно со всей очевидностью подразумевает, что евреи не менее, чем в 34 раза, способнее к открытиям в математике, чем люди иных национальностей...
Недавно были опубликованы документальные сведения о «доле» евреев среди выпускников физического факультета Московского университета в конце 1930-х - начале 1940-х годов: 1938 - 46%, 1940 - 58%, 1941 - 74%, 1942 - 98% (?!! - В.Б.).»
Добавим, что эти числа ярче всего характеризуют «антисемитский» и «тоталитарный» режим И.В.Сталина, а также стремление евреев защитить собственный народ от уничтожения гитлеровским режимом.
В.В.Кожинов продолжает: «Разве не очевидна заведомая «ненормальность» подобного положения дел? Оно, конечно, не могло быть некой случайностью. Хорошо известно, что после 1917 года более или менее образованные русские люди - за исключением тех, сравнительно немногочисленных, которые самым активным образом поддерживали новую власть, - подверглись настоящей и глобальной «дискриминации». Особенно прискорбно было положение их детей, которым всячески преграждался путь к высшему и специальному образованию».
В.В.Кожинов также приводит данные по национальному составу специалистов с высшим и средним образованием, занятым в народном хозяйстве страны. Из.них следует, что, если в 1960 году эти специалисты составляли 19,6% еврейского населения страны, то в 1980 году уже 31,2%, - «т.е. почти каждый третий еврей (считая детей и стариков) был «специалистом, занятым в народном хозяйстве»... И поскольку в 1980 году 31,2% всех находившихся в стране евреев являлись «специалистами», нелепо говорить о какой-либо «дискриминации»».