В арьергард был поставлен Фермор с 1-м и 2-м корпусами, а 3-му корпусу (Румянцева) надлежало прочно занять Средний Одер.
Таким образом, вся русская армия оказывалась эшелонированной от Королата в направлении прусской столицы для трёх последовательных ударов: Тотлебена, Чернышева и главной армии.
Но Берлин уже не впервые подвергался угрозе. Ещё 16 октября 1757 г. австрийский генерал Гадик с четырнадцатитысячным корпусом ворвался в его пригород Кёпеник, изрубил в куски два прусских батальона и принудил генерала Рохова очистить город (королева и министры укрылись в Шпандау). На магистрат была наложена контрибуция в 600 тыс. талеров. Из этих денег Гадик успел собрать только 185 тыс., поскольку утром 17-го почёл за наилучшее отступить, увозя наличность, 6 знамён (из арсенала) и 426 пленных. В 1758 г., ещё до Цорндорфа, захват столицы был одной из предписанных Фермору целей. И, как мы видели, после Пальцига и Кунерсдорфа сам Фридрих II ожидал взятия Берлина победителями.
В полученных Тотлебеном инструкциях предписывалось взять с Берлина большую контрибуцию, а в случае нехватки наличности принимать вексели, гарантированные заложниками, в списке которых значились два ратмана и несколько самых богатых купцов. Кроме того, предстояло полностью разрушить все королевские учреждения, арсенал, литейный двор, воинские и провиантские магазины, пороховые мельницы и мануфактуры мундирных сукон. И это должно было стать лишь «справедливым возмездием за жестокости прусского короля в Саксонии, особенно в Лейпциге».
16 сентября без труб и барабанов выступили корпуса Тотлебена и Чернышева. Тотлебен шёл очень быстро, посадив свою пехоту на телеги, и 2 октября прибыл в Вустерхаузен, почти под самые стены Берлина. Там он узнал, что в берлинском гарнизоне генерала Рохова всего лишь три пехотных батальона и два эскадрона гусар, однако на помощь им шли Хюльзен из Торгау и с севера принц Вюртембергский.
Тем не менее Тотлебен отнюдь не отказался от внезапного штурма и просил Чернышева прикрыть его, чтобы иметь «свободную спину».
Берлин располагался тогда на двух островах Шпрее, и его предместья занимали оба берега этой реки[341]. Один из островов был древним Берлином — Веролином славян-венедов[342], возникшим из поселения рыбаков. На другом острове, Кёлльне, в древности также находилась рыбачья деревня. В 1452 г. маркграф Бранденбургский Фридрих Железный Зуб построил здесь замок, послуживший основой будущей столицы.
Оба острова были обнесены стеной с бастионами, для которых рукава Шпрее служили естественными рвами. Предместья на правом берегу опоясывал более обширный земляной вал, а на левом — каменная стена. Из всех десяти городских ворот только одни (Котбуские) были защищены флешью[343] очень слабого профиля, вооружённой всего одной трёхфунтовой пушкой.
Таким образом, в военном отношении Берлин представлял собой почти открытый город. С архитектурной точки зрения это было скопление маловыразительных строений и пригородных домишек. Тогда ещё ничто не предвещало то художественное, хотя и неоригинальное великолепие, которое прославило его впоследствии благодаря промышленному процветанию и военным победам. Не было ни триумфальных ворот, ни колонн воинской славы, ни героических статуй, ни музеев, наполненных награбленным в Греции. Фридрих I построил королевский замок на месте старого маркграфского, а также Арсенал, Академии Наук и Изящных Искусств. Фридрих Вильгельм I распланировал площади, проложил новые улицы и выстроил дворцы на Вильгельмштрассе. Берлин был тогда прежде всего городом военных, чиновников и придворных. Однако благодаря Фридриху I и отчасти Фридриху II он мало-помалу становился интеллектуальной столицей Германии, и его уже называли Intelligenz-Stadt и «Афинами на Шпрее». Сюда трижды приезжал Лессинг, которому в 1758–1760 гг. довелось быть свидетелем русской оккупации. Моисей Мендельсон стоял здесь во главе литературной и философской жизни.
Поскольку берлинская торговля и промышленность, столь развившиеся впоследствии благодаря положению столицы в центре целой сети озёр и рек, были ещё в зачаточном состоянии, город не мог похвастаться большими капиталами. Он был просто беден, как и вся Пруссия и её король. Что касается населения, то к концу Тридцатилетней войны[344] оно сократилось до 6 тыс. чел., но при первом короле возросло до 50 тыс., а при втором[345] до 90 тыс. К концу царствования Фридриха II в Берлине обитало уже 145 тыс. душ. Не боясь ошибиться, можно сказать, что ко времени русского вторжения в нём было 120 тыс. жителей.
341
См. Архив князя Воронцова. Кн. VI. С. 458, где помещён составленный в штабе Тотлебена любопытный план Берлина и его окрестностей с указанием расположения войск.
342
344
345