При появлении неприятеля генерал Рохов почти совсем потерял голову. Три его батальона, всего 1200 чел., отнюдь не возмещали своё малое число качеством — в них было немало пойманных дезертиров и даже военнопленных: саксонцев, шведов, французов и русских. Рохов уже подумывал об уходе из города. Но в Берлине находились тогда и отставные генералы, например Левальд, и получившие ранения (Зейдлиц, Кноблох). Они стали стыдить его за малодушие и уговорили сопротивляться. Он приказал спешно соорудить флеши перед воротами предместий по образцу Котбуских и поставил там пушки с инвалидной прислугой. В стенах были пробиты бойницы, а 30 солдат заняли Кёпеникскую цитадель, чтобы защищать переправу через Шпрее. Рохов разослал повсюду курьеров с просьбой о помощи: Хюльзену в Торгау, на границе Саксонии, и в Темплин, к принцу Вюртембергскому, который собирался напасть на шведов. Оба генерала отозвались на его призыв: когда Тотлебен входил в Вустерхаузен, Хюльзен был не далее чем в семи милях от Берлина, а принц в шести.
Приготовления военных властей посеяли панику среди жителей: богатые горожане бежали в Магдебург и Гамбург со всеми деньгами и ценностями. Правда, на какой-то момент все успокоились, приняв авангард Тотлебена за подошедшие подкрепления. Здесь-то и началась выдающаяся деятельность Готцковского, «купца-патриота», который оставил драгоценные воспоминания о происшедших событиях[346]. Он призвал жителей собирать деньги для провианта войскам-защитникам, и на них были закуплены хлеб, пиво, branntwein[347] и мясо. Этим и ограничилась роль населения в обороне Берлина. Дом самого Готцковского, об отношениях которого с Тотлебеном было известно, послужил убежищем для всех, опасавшихся за своё имущество. Евреи прятали там даже золото.
В ночь на 3 октября Тотлебен перешёл в Вустерхаузен. Утром 3-го он послал кроатских гусар в Потсдам для уничтожения там воинских магазинов. Сам же пошёл на Берлин[348], имея в авангарде казаков Туроверова.
К 11 часам им были уже заняты высоты против Котбуских и Галльских ворот. Он послал к генералу Рохову поручика Чернышева с требованием о сдаче, но получил отказ, после чего начались приготовления к бомбардировке города и штурму ворот в предместьях.
В 2 часа был открыт огонь, но, поскольку в наличии оказались только гаубицы малого калибра, зажечь сколько-нибудь сильных пожаров так и не удалось. К тому же снаряды не проламывали городскую стену. Тогда прибегли к калёным ядрам, которые вызвали продолжавшийся до утра пожар. Рохов, со своей стороны, отвечал пушечным огнём, и в течение дня русские так и не смогли добиться господства своей артиллерии.
В 9 часов вечера Тотлебен решился на одновременный штурм обоих ворот. Князь Прозоровский с тремя сотнями гренадер и двумя пушками должен был атаковать Галльские ворота, а майор Паткуль такими же силами — Котбуские. Каждая из этих колонн имела в резерве 200 пеших и два эскадрона конных гренадер.
В полночь был дан сигнал атаки, несмотря на очень слабую артиллерийскую подготовку. Князь Прозоровский всё-таки взял Галльские ворота и закрепился там, но, не получив поддержки, к рассвету был вынужден отойти. Что касается Паткуля, то атака на Котбуские ворота оказалась неудачной.
После этого возобновилась бомбардировка, продолжавшаяся до утра. Было выпущено 655 снарядов, в том числе 567 бомб. Днём стало известно, что в город вошёл авангард принца Вюртембергского (7 эскадронов), а его пехота идёт к Берлину форсированными маршами. Это подкрепление составляло 5 тыс. чел.
Тотлебен отошёл к деревне Кёпеник, и вечером 4 октября у Котбуских и Галльских ворот оставались только казаки Цветиновича и Туроверова. Но к утру под натиском принца Вюртембергского им тоже пришлось отступить.
В этом неудавшемся набеге у русских вышло из строя 92 чел. и они потеряли 8 гаубиц. Ответственность за неудачу лежит прежде всего на Тотлебене. Почему, имея столь мало пехоты, он ещё и разделил её на две штурмовые колонны? Пытаясь оправдаться, в своих рапортах он то преувеличивал собственные потери, то утверждал, будто по городу было выпущено 6,5 тыс. снарядов, и обвинял Чернышева в неоказании ему помощи, хотя прекрасно знал, что этот генерал мог прийти в Кёпеник только 5 октября, да и сам Тотлебен просил лишь о том, чтобы «прикрыть ему спину». Поспешный штурм произошёл, несомненно, от нежелания делить с кем-либо славу успеха. Впоследствии Тотлебен утверждал, будто не форсировал штурм, опасаясь, что солдаты рассыплются по городу и ему не удастся собрать их. Впрочем, все его рапорты, относящиеся к этой осаде, являют собой смесь лжи и противоречий. По словам нашего военного агента при русской армии маркиза де Монталамбера, Тотлебен «расквасил себе нос о берлинские стены».
348
Реляция Тотлебена о взятии Берлина опубликована в «Архиве князя Воронцова». Кн. VI. С. 458 и след.