Артиллерия в русской армии подразделялась на полевую и гарнизонную (крепостную). К 1755 г. пехотный полк должен был иметь по штатам шесть орудий: две трёхфунтовые пушки и четыре шестифунтовые «мортирцы»[45]. Использовались эти орудия плохо из-за неумения пехотных офицеров обращаться с ними, и поэтому сентябрьским указом 1756 г. в каждый полк было назначено по одному артиллерийскому офицеру. Однако вследствие растянутости орудий по фронту эти офицеры не успевали уследить за ними. Впрочем, в большинстве полков вместо шести имелось в наличии лишь четыре орудия: две пушки и две «мортирцы», а у драгун и слободских казаков по два орудия на полк. Всего в русской армии числилось 522 «мортирцы» и 257 полковых пушек, но при начале кампании было взято лишь 350 орудий. Кроме того, в 1756 г. изготовили некоторое число «близнят» — трёхфунтовых парных мортирок на одном лафете, однако они оказались бесполезными и их просто бросали по дороге.
Полевая артиллерия в начале войны имела 233 орудия восьми различных калибров (все бронзового литья), из них 107 пушек, 91 «мортирцу» и 35 гаубиц.
Гарнизонная артиллерия насчитывала несколько тысяч орудий, из которых девять десятых были железными и в своём большинстве уже давно устарели.
К этому времени в артиллерии были произведены важные реформы генерал-фельдцейхмейстера П.И. Шувалова. Отчасти они опережали даже то, что делалось во Франции и в Пруссии. Шувалов создал артиллерию как род войск, вдвое облегчил пушки и лафеты, уменьшил до пяти число калибров, ввёл в употребление разрывные ядра и многоствольные орудия, увеличил точность и дальность стрельбы. Утверждали, будто русские снаряды летели на 500–600 саженей[46] — намного дальше, чем во французской артиллерии, хотя это и представляется весьма сомнительным.
Главным нововведением Шувалова был единорог — уменьшенная и облегчённая разновидность гаубицы, которая стреляла на 1500 саженей, а с близкого расстояния могла вести скорострельный огонь.
Поскольку все эти реформы происходили в самом начале войны, следовало ожидать, что и полковая и полевая артиллерия получат усовершенствованные орудия, и хотя начинать пришлось без них, авторитет этой «секретной» и «новоизобретённой» артиллерии был в русской армии очень высок. Болотов пишет о ней с почтением и таинственностью. Слава её достигла и Европы: австрийцы, чтобы польстить царице, просили для себя одно новое орудие в качестве образца. Но Людовик XV, которому предложили прислать вместе с орудием даже русского офицера, вежливо отклонил такую любезность, чтобы не поощрять «тщеславие г-на Шувалова». При Егерсдорфе действовало только несколько из этих новых орудий, однако в последующих сражениях они сыграли решающую и смертоносную роль.
Россия обязана Шувалову и за создание корпуса военных инженеров, которого до Вобана не существовало даже во Франции. В его составе полагалось иметь 1302 чел.: 3 генералов, 10 офицеров Генерального штаба, 66 офицеров, 192 кондуктора, 229 минёров, а также инженерных учеников, мастеровых и прочих нестроевых служителей. Большая часть из них была распределена по крепостям, остальные составляли инженерный полк, квартировавший в Петербурге. В мирное время инженеров использовали не только на фортификационных работах, но также для топографических съёмок, при землеустройстве и даже на строительстве всякого рода зданий. В военное время инженерный корпус предназначался главным образом для осад, а не для действий в полевых условиях. Действовавшая против Фридриха II армия имела весьма малочисленный инженерный отряд — всего 66 чел. под командованием француза генерала дю Боске. Кроме того, Шувалов учредил ещё и инженерный архив. Заметим также, что русские уже тогда умели строить понтоны, используя для этого парусину, что, по-видимому, было их собственным изобретением, поскольку пруссаки делали их из кожи и железа.
Уже в крымских кампаниях Миниха стало ясно, насколько русская армия медлительна и неповоротлива. Настоящим бичом для неё были обозы. Они буквально душили её. У простого сержанта могло быть до 10 телег, у офицера — до 30. Генералу Густаву Бирону принадлежало 300 ломовых лошадей. Телеги нужны были также и простым солдатам, не говоря уже о раненых и больных. Конечно, старались уменьшить все эти impedimenta[47], тем не менее армия Апраксина в 1757 г. тащила за собой почти 6000 телег. Если принять во внимание сопровождавших солдат да ещё тех 10–12 денщиков у каждого старшего офицера, окажется, что из строя было выведено более трети личного состава.
45
Именно так они назывались в русской армии, хотя на самом деле были разновидностью гаубиц.