Выбрать главу

Только 23 июня левое крыло русской армии, составлявшее её авангард, под командованием Фермора выступило из Полангена и перешло прусскую границу. 30-го оно сосредоточилось у Мемеля. Почти одновременно появилась и эскадра Вальронда, состоявшая из шести судов с бомбардирскими орудиями.

Появление длинных донских пик уже вызвало панику среди прусского населения. Несмотря на призывы Апраксина щадить мирных жителей, донцы повсюду грабили скот, лошадей и даже уводили людей. Крестьяне со своими стадами прятались в лесах, а чиновники, забрав документы, укрылись в Мемеле. Эта крепость с обветшалыми укреплениями имела 80 разнокалиберных орудий, её гарнизон состоял всего из одного батальона.

Апраксин предполагал начать кампанию со взятия Мемеля. К этому его побуждала слабость оборонительных средств крепости и пассивность Левальда. Однако противные ветры задерживали в Виндаве[77] эскадру Льюиса, перевозившую корпус Салтыкова и осадную артиллерию. Задерживался и Фермор, который должен был принять командование левым флангом.

8 июня Апраксин приказал ему: «Прибыв в Мемель, через обсылку сдачи города требовать, с таким подтверждением, что в противном случае никто пощажен быть не имеет. Если же (Фермор) какого сильного сопротивления тамо нашёл бы, то в таком случае, заняв свой пост, ожидал бы осадную артиллерию и велел бы из галер в способных местах казаков на берег высаживать и набеги даже до ближних к Кёнигсбергу мест чинить, и, таким образом, по прибытии осадной артиллерии формальную атаку чинить»[78]. Фермор имел тогда свою главную квартиру в Либаве (Курляндия). Он отвечал, что у него всего семь пехотных полков общим числом 321 офицер и 8281 солдат вместо 27 тыс., назначенных для него Апраксиным, и поэтому нужно ещё подождать.

13 июня Салтыков высадился в Либаве, люди его были измучены штормами, две галеры потеряны. На следующий день он уже переправил на берег осадную артиллерию, и тогда же прибыл Краснощеков с 1800 казаками. Пехотным полкам ещё пришлось дожидаться своих пушек и обозов, которые флот доставил только 21 июня. Теперь уже можно было начинать осаду. 20 июня выступил авангард Фермора, а затем и его основные войска, разделённые на три бригады, всего 16 тыс. чел. вместо 27 тыс.[79] Шедший впереди авангарда с летучим отрядом из 700 казаков и гусаров генерал-майор Романиус должен был распространять воззвания к населению. Тем, кто не окажет сопротивления и подчинится, были обещаны императорская милость и защита. Начальникам разведки рекомендовалось брать заложников из высших слоёв и не трогать всех остальных; если же население будет сопротивляться, реквизировать скот и имущество, но не жечь деревни[80].

В шесть часов утра 30 июня военные действия начала эскадра Вальронда. Это были первые выстрелы русско-прусской войны. Осаждающие приступили к бомбардировке города и цитадели с моря. В Мемеле сразу возникло несколько пожаров, но их быстро потушили.

Тем временем командовавшие сухопутными силами Фермор и Салтыков, произведя рекогносцировку, пришли к заключению, что штурм крепости невозможен и нужно приступить к правильной осаде.

После нескольких часов жестокой канонады Фермор отправил к коменданту парламентёра, но подполковник фон Руммель от переговоров отказался и зажёг предместья.

При свете пожара русские генералы определили места для своих батарей, и всю ночь продолжалась работа по их установке. В шесть часов утра 1 июля осадные мортиры и гаубицы поддержали огонь морской артиллерии.

вернуться

77

Автор ошибочно называет здесь Мемельский порт. См.: Масловский. Вып. 1. С. 207. (Примеч. пер.).

вернуться

78

Масловский. Вып. 1. С. 207.

вернуться

79

Газенкамп оценивает общее число пришедших по суше войск в 21 тыс. чел. и 9 тыс., составлявших отряд Салтыкова. Однако цифры, приведённые г-ном Масловским, основаны на документах.

вернуться

80

Пруссаки вели себя в немецкой земле Саксонии ничуть не лучше, равно как и в дружественной нейтральной Польше. Фридрих II притворно негодовал на русское варварство, но значительно хуже всех зверств, совершённых казаками, были те репрессии, которые сам он угрожал употребить в письме из Дрездена Левальду от 22 февраля 1757 г.: «За одну сожжённую русскими деревню в Пруссии я велю спалить десять или двадцать в Саксонии и Богемии». (Politische Korrespondenz. Bd. 14. S. 302.) Как будто несчастные крестьяне в электорате или в австрийских землях были хоть чем-то виновны за дела донцов, чьего имени они даже и не слыхивали!