Молвит Андрей Ольгердович своему брату: „Брат Дмитрий, два брата мы с тобой, сыновья Ольгердовы, а внуки мы Гедиминовы, а правнуки мы Сколомендовы. Соберем, брат, любимых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, и сами сядем на своих борзых коней и поглядим на быстрый Дон, напьемся из него шлемом воды, испытаем мечи свои литовские о шлемы татарские, а сулицы немецкие о кольчуги басурманские!“
И сказал ему Дмитрий: „Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю за Русскую и за веру христианскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! Уже ведь, брат, стук стучит и гром гремит в белокаменной Москве. То ведь, брат, не стук стучит, не гром гремит, то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами. Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы — раньше твоих оседланы. Выедем, брат, в чистое поле и сделаем смотр своим полкам, — сколько, брат, с нами храбрых литовцев. А храбрых литовцев с нами семьдесят тысяч латников“». Ну, «Задонщина» — это всего лишь красивая сказка, и у обоих братьев было от силы 7 тысяч дружинников. Но тем не менее…
Замечу, что белорусские историки считают братьев Ольгердовичей и их дружины белорусами, а украинские историки, соответственно, украинцами. На мой взгляд, большинство дружинников братьев были уроженцами земель, в настоящее время входящих в состав Республики Украина. Другой вопрос, что в 1380 г. в Москве их считали литовцами, а в Вильно — русскими.
Братья Ольгердовичи со своими дружинами были в составе Передового полка. Любопытно, что уже упомянутый 3.3. Мифтахов именует Андрея Астеем (Остеем).
Ну а позади Большого полка располагался Запасной полк. В его составе находилось 15 тысяч воинов под началом князей Федора и Мстислава Таруских и Андрея Константиновича Оболенского. Это был Черниговский полк.
И грянул бой… Историк В. Шавырин справедливо заметил: «Книгами, посвященными Куликовской битве, можно выложить все поле, на котором она произошла»[24]. Однако «почти все написанное восходит к трем первоисточникам: краткой Летописной повести, поэтической „Задонщине“ и риторическому „Сказанию о Мамаевом побоище“»[25].
Мифтахов вторит ему: «События на Куликовом поле и вокруг него обросли и продолжают обрастать продуктами мифотворчества и сакрального мировоззрения, подобно тому, как днища океанских кораблей обрастают кораллами»[26].
По версии нашего канонического историка С.М. Соловьева, «8 сентября, на солнечном восходе был густой туман, и когда в третьем часу просветлело, то русские полки строились уже за Доном, при устье Непрядвы. Часу в двенадцатом начали показываться татары; они спускались с холма на широкое поле Куликово; русские также сошли с холма, и сторожевые полки начали битву, какой еще никогда не бывало прежде на Руси: говорят, что кровь лилась, как вода, на пространстве десяти верст, лошади не могли ступать по трупам, ратники гибли под конскими копытами, задыхались от тесноты. Пешая русская рать уже лежала как скошенное сено, и татары начали одолевать. Но в засаде в лесу стояли еще свежие русские полки под начальством князя Владимира Андреевича и известного уже нам воеводы московского, Димитрия Михайловича Волынского-Боброка. Владимир, видя поражение русских, начал говорить, Волынскому: „Долго ль нам здесь стоять, какая от нас польза? Смотри, уже все христианские полки мертвы лежат“. Но Волынский отвечал, что еще нельзя выходить из засады, потому что ветер дует прямо в лицо русским. Но через несколько времени ветер переменился: „Теперь пора!“ — сказал Волынский, и засадное ополчение бросилось на татар. Это появление свежих сил на стороне русских решило участь битвы: Мамай, стоявший на холме с пятью знатнейшими князьями и смотревший оттуда на сражение, увидал, что победа склонилась на сторону русских, и обратился в бегство; русские гнали татар до реки Мечи и овладели всем их станом.
Возвратившись с погони, князь Владимир Андреевич стал на костях и велел трубить в трубы: все оставшиеся в живых ратники собрались на эти звуки, но не было великого князя Димитрия; Владимир стал расспрашивать: не видал ли кто его? Одни говорили, что видели его жестоко раненного, и потому должно искать его между трупами; другие, что видели, как он отбивался от четырех татар и бежал, но не знают, что после с ним случилось; один объявил, что видел, как великий князь, раненный, пешком возвращался с боя. Владимир Андреевич стал со слезами упрашивать, чтоб все искали великого князя, обещал богатые награды тому, кто найдет. Войско рассеялось по полю: нашли труп любимца Димитриева Михаила Андреевича Бренка, которого перед началом битвы великий князь поставил под свое черное знамя, велев надеть свои латы и шлем; остановились над трупом одного из князей белозерских, похожего на Димитрия, наконец, двое ратников, уклонившись в сторону, нашли великого князя, едва дышащего, под ветвями недавно срубленного дерева. Получивши весть, что Димитрий найден, Владимир Андреевич поскакал к нему и объявил о победе; Димитрий с трудом пришел в себя, с трудом распознал, кто с ним говорит и о чем: панцирь его был весь избит, но на теле не было ни одной смертельной раны»[27].
26
Мифтахов 3.3. Курс лекций по истории татарского народа (1225–1552 гг.). Казань: Казанский государственный педагогический университет, 2002. С. 258.