19-го. — Сегодня пріѣхали въ Томари 5 самогировъ. Они привезли изъ Петровскаго зимовья отъ Г. И. Невельского записку въ нѣсколько строчекъ, въ которыхъ сказано, чтобы принять ихъ хорошо и угостить. Вотъ все, что я получилъ съ такъ нетерпѣливо ожидаемою почтою, которую мнѣ Невельской обѣщалъ непремѣнно послать изъ Петровскаго зимовья. Кромѣ Невельского, никто не писалъ. Самогиры эти встрѣтили въ Сарѣ-Моукѣ Самарина, который благополучно выѣхалъ оттуда далѣе и не далъ о себѣ никакого письменнаго извѣстія. Самогиры, судя по ихъ наружности, должны принадлежать въ монгольскому племени. Живутъ они по Амуру и его притокамъ. Одинъ изъ нихъ говоритъ немного по-аински. Они пріѣзжаютъ обыкновенно торговать въ Сирануси. Въ Кусунъ-Катанѣ (берегъ Анивы) они, разумѣется, въ первый разъ, потому что сюда имъ не позволено было ѣздить. Самогиры заплетаютъ волосы въ косы, какъ гиляки, носятъ серьги и манжурскіе кафтаны. Одинъ только изъ нихъ былъ одѣтъ въ собачью шубу. Они пріѣхали на 45-ти собакахъ. Я ихъ помѣстилъ жить въ казармѣ, расположивъ ихъ около чувала у огня, ихъ божества. Кормить ихъ не затруднительно, но съ собаками ихъ не знаю, что дѣлать. Они ходили въ японцамъ, которые сначала-было очень недружелюбно приняли ихъ, имѣя запрещеніе принимать вообще ихъ; но прочитавъ письмо отъ японца Яма-Мадо, встрѣтившагося на дорогѣ съ самогирами, Мару-Яма выслалъ къ нимъ Асаную, и тотъ обласкалъ ихъ и сказалъ въ извиненіе, что джанчинъ японцевъ не приказываетъ принимать ихъ зимою въ Кусунъ-Катанѣ для того, чтобы они ѣздили лѣтомъ въ Сирануси торговать съ нимъ.
23-го. — Вчера уѣхали самогиры обратно въ Петровское. Я послалъ съ ними карты всѣхъ осмотрѣнныхъ береговъ и карту заливовъ Невельского-Идунка и письмо на имя Невельского. Я спрашивалъ самогировъ о времени очищенія отъ льда «Императорской гавани». Они говорятъ, что въ 1-й половинѣ марта уже гавань будетъ чиста, только по берегамъ останутся промои. Если это правда, то суда стоящія тамъ могутъ придти въ одно время съ японскими, если капитаны ихъ не упустятъ времени, что было бы непростительно. Но я думаю, что показаніе самогировъ несправедливо — не можетъ быть, чтобы подъ 49 град. и на азіатскомъ восточномъ берегу ледъ расходился въ одно время какъ въ бухтѣ залива Анивы. У насъ уже началась весна. Солнце сильно грѣетъ и снѣгъ быстро сходитъ.
Когда я пишу эти строки — 6 час., изъ моего окошка видно, какъ блестящее, яркое солнце тихо спускается за горы западнаго берега залива, освѣтивъ тысячью цвѣтами тихія неподвижныя воды моря. Прекрасное зрѣлище!
24 числа уѣхалъ Рудановскій для осмотра Ю.-В. берега Сахалина. Если погода дозволитъ ему составить хорошую карту тѣхъ береговъ, то это будетъ очень пріятно, потому что мы тогда будемъ имѣть большую карту всего Айну-Катава. Но какъ эту новую опись уже я не успѣю сообщить къ Невельскому, то ее можно бы было безвредно оставить до прихода судовъ, когда у насъ будетъ болѣе средствъ, и даже это сдѣлать было бы полезно, потому что тогда у насъ было бы еще 8 собакъ свободныхъ, которыхъ хоть я назначилъ собственно для разъѣздовъ и легкой ѣзды, но при необходимости поспѣшить работами, въ особенности доставкою льда, я конечно употребилъ бы ихъ въ работу.
Наконецъ я получилъ письма отъ Самарина и даже три вдругъ. Онъ благополучно доѣхалъ до гилякскаго селенія Тамо, откуда по переѣздѣ черезъ Татарскій проливъ осталось только 5 сутокъ ѣзды. Изъ Тамо онъ писалъ отъ 5-го февраля и потому надо полагать, что въ половинѣ февраля онъ пріѣдетъ въ Петровское, а если его тамъ не задержатъ, то онъ еще можетъ возвратиться по зимнему пути.
Посѣщенія аиновъ рѣшительно вывели меня изъ терпѣнія; съ ранняго утра до вечера, одинъ за другимъ приходятъ ко мнѣ и для чего — для того, чтобы сѣсть на полу и глазѣть на меня и на комнату. Не умѣя обращаться съ дверьми, они оставляютъ ихъ растворенными, не понимая того, что простудить комнату есть какое-нибудь неудобство. Двери у перегородки сдѣланы съ ручками и задвижками. Не умѣя отворить ихъ, они долго возятся, наконецъ волею неволею приходится вставать, чтобы открыть дверь. Прошу покорно заняться чѣмъ-нибудь. Вотъ и теперь два дурака сидятъ на полу и глазѣютъ. Я, конечно, не обращаю вниманія на нихъ, потому что если со всякимъ разговаривать, такъ не достанетъ ни силъ, ни терпѣнія. Единственное средство отдѣлаться отъ нихъ, это уходить изъ дому и бродить безъ цѣли по двору. Необходимо надо имѣть домъ въ нѣсколько комнатъ, изъ которыхъ одну назначить собственно для этихъ несносныхъ гостей, устроивъ въ ней камины, которые бы вытягивли вонь махорки.