– Мне это не интересно.
– Зато будет интересно общественности. И нашей, украинской «громаде», и, уверен – европейцам и американцам! Пусть знают, чем тут занимаются под прикрытием разных фондов и коммерческих структур российские спецслужбы.
– Я не состою в штате какой-либо спецслужбы.
– Но… состояли? Вы ведь бывший… а может, и не совсем «бывший»… сотрудник Службы внешней разведки России?! Так, Ивашов?
– Я не намерен реагировать на ваши инсинуации.
– Тогда вам придется столкнуться с силой улик и неопровержимых доказательств! – изрек старший. – Так! Менеджер… чи як там вас?! Помогайте нам!!
Он жестом подозвал помощника, и тот – подойдя к ним – вытащил из кейса еще один пакетик с ключом от ячейки.
– Этот ключ, – в голосе «эсбеушника» зазвенел металл, – найден в кармане у покойного Захарченко! Шо было внесено в протокол и заснято на пленку!! Ивашов, эта депозитарная ячейка… номер «три ноль шесть»… оформлена на ваши паспортные данные! И вы… да, у нас есть основания так говорить… делили ее на двоих с паном Захарченко!
– Я протестую! – оставаясь внешне спокойным, сказал Ивашов. – Ваши действия – противозаконны! Я не имею никакого отношения к тому, о чем вы здесь говорите!
– Шо? А кому Захарченко звонил несколько дней назад?! У нас есть запись ваших телефонных переговоров! Так!! Открывайте ячейку… Понятые… еще ближе! Оператор, номер ячейки возьми крупным планом!..
Менджер банка, у которого было чуть растерянное лицо, сам открыл банковскую ячейку. Оперативник из СБУ тут же остранил его, затем, натянув на руки эластичные перчатки, достал из ячейки «контейнер» и, по команде старшего – открыл его.
В контейнере лежал темно-вишневого окраса кейс. Вскрыли и его; внутри кейса хранились «ноутбук» и папка с какими-то бумагами.
Ивашов проглотил подступивший к горлу комок. Ни кейс, ни лэп-топ ему были незнакомы. Вчера он действительно здесь был. На всякий случай проверил: мало ли, может Захарченко успел перед смертью что-то вложить в «связной ящик»? Но ячейка-то вчера была пуста…
И все же надо признать, что он допустил прокол. Вернее сказать, руководство попросило Ивашова остаться еще на время в Киеве, потому что не хватало кадров, досконально, как он, знающих местную обстановку. А надо было настоять на своем. Как только поступило известие о «самоубийстве» Захарченко, с которым он был на «связи», следовало немедленно уезжать с Украины, чтобы не стать участником какой-нибудь провокации.
– Отсюда мы отправимся к нам, в «бэзпэку», – сказал полковник ему спустя какое-то время, когда его сотрудники уже сворачивали свои меропрития в банковском хранилище. – Есть версия, что наш бывший коллега Захарченко отнюдь не «самоубийца». Так шо вам, громадянын Ивашов… если вы не станете с нами сотрудничать… может быть предьявлено обвинение в убийстве.
Около семи вечера того же дня в тихом, неприметном киевском офисе на Леси Украинки встретились двое: вице-президент крупнейшей украинской энергетической компании «Нафтогаз» и один из его иностранных советников, эксперт по некоторым важным аспектам «цветных революций», бывший сотрудник РУМО, а нынче сотрудник неправительственной организации – чье название известно лишь узкому кругу людей – Джон Мэллоун.
– Я тебе дуже цiню, друже, – сказал украинец, плотный, с острым взглядом чуть исподлобья и уже наметившимся двойным подобородком мужчина лет сорока пяти. Он приехал сюда прямо со службы, из офиса на Богдана Хмельницкого 6, и был одет в темный, с проблеском костюм от кого-то из итальянских «кутюр»… вот так нынче стали одеваться «помаранчевые». – Щоб тобi не вивчити нашу мову?
«Ну да… сейчас… Буду я ломать себе язык вашим варварским наречием, – подумал про себя Мэддоун, вольготно откидываясь в кресле. – Хватит с меня того, что я с пяти лет вынужден был зубрить Russian»…
– Лучше вы учите, пан Мыхайло… – улыбнулся он обезоруживающе. – Если хотите заниматься «Real politic», учите English, это – актуально и необходимо. Русский тоже не следует забывать: полезно хорошо знать язык своих врагов! Впрочем, вы все еще неплохо им владеете… только редко пользуетесь… и это, кстати, не всегда есть good, my dear friend…
Он с ухмылкой посмотрел на украшающий одну из стен плакат, на котором был изображен бравый к о з а к, пинком под мягкое место отправляющий «москаля» в направлении потрескавшейся кирпичной стены с зубцами, на которой сидит смахивающий на квелого петуха орел с покосившейся короной на одной голове и плешью на другой. Стена эта, надо полагать, призвана символизировать московский Кремль; полудохлая птица знаменовала быструю деградацию «империи», ее умирание… Что же касается фигуры «москаля», то у него был характерный нос с горбинкой, а весь его облик как-то подозрительно напоминал карикатурные изображения «жидомасонов» и «сионистов» с какой-нибудь антисемитской листовки.
– Друже, я тебе говорил, шо меня зовут приехать в Англию? – пан Мыхайло перешел все ж таки на некое подобие «кацапской» мовы. – Там трохи грошей еще обещают скинуть… не за «так», а под будущие проекты. Ну и треба якось перетереть вопросы. А то эти «спонсоры» сами не знают, шо воны роблять! Каждый на себя одеяло тащит… хиба ж так можно?! От с вами, хлопци, можно дела делать, а те… – он с видимым раздражением кивнул в сторону жидомасонского вида «москаля». – Все хитрят, темнят… шо-то выкручивают, маракуют. Ничего у них до конца не поймешь!
– Нам сейчас в Крыму – сильно мешают, – сказал Мэллоун. – Мыкола Франчук отправился туда на следующий же день, как удалось прибить «крысу». Он проинспектирует, все ли там готово. Ну а оттуда уже переберется… сам знаешь – куда!
– Так у вас все готово?
– Yes, we are ready. Да… ждем «отмашки»! Но нужно, пан Мыхайло, быть предельно внимательным! Конечно, Russia целиком прогнила, но зверь, близящийся к агонии, все еще опасен.
Как только было получено известие о задержании Ивашова сотрудниками СБУ, Бушмин и Антон сразу же поменяли «симки» в своих сотовых. И отказались от намерения подьехать к концу рабочего дня в «Милениум» – береженого и Бог бережет. Там, в этом бизнес-центре, под сенью различных фирм и фирмочек, большей частью «совместных», зарегистрированных в оффшорных зонах, едва ли не каждый третий работает либо на спецслужбы своей страны, либо на деловую разведку тех или иных финансовых кругов. Имеет там свой небольшой офис и Джон Мэллоун – в той части здания, куда можно попасть только по беспроводной «индкарте», поднявшись с паркинга на лифте для «випов»… Появляется он там, насколько удалось установить, всего два или три раза в месяц. В последний же раз был замечен в «Милениуме» в аккурат в тот день, когда в связи с угрозой взрыва был эвакуирован весь персонал и посетители бизнес-центра…
Короче, соваться туда – учитывая случай с Ивашовым – пока не стоило.
Бушмин и Антон приехали в свой отельчик, расположенный неподалеку от Московской площади, ближе к полуночи. Андрей переоделся, принял душ, перекусил на скорую руку бутербродами – весь день мотались по городу и окрестностям, забыв о еде. Приоткрыл балконную дверь, захватил с собой пепельницу, закурил. Он испытывал сейчас очень странное чувство. В первый день, когда он оказался в Киеве, у него, хотя он и осознавал важность и высокую степень сложности порученного задания, не возникало малейшего чувства опасности. Вокруг него, в тех местах, где он успел побывать, звучала преимущественно русская речь, или же «суржик», который ему был понятен без всяких переводчиков. Сердце, душа не хотели воспринимать и этот старинный красивый город, и его население, как русских, так и украинцев, как место, где может грозить опасность, где все время надо быть начеку. Хоть убей, не мог он себя заставить рассматривать Украину, даже столь разнородную и уже не во всем понятную, как некий обьект для противостояния и противоборства, как – потенциального «противника».
Душа не принимала такого подхода. Но вот мозг, холодный, тренированный разум, подсказывал другое: не расслабляйся, Кондор, ни на секунду не забывай, что не все здесь любят твою страну.