— А как мы узнаем, что они русские? — спросил мужчина по имени Эд. — Чем они от нас, например, отличаются?
— Не знаю. Сами разберетесь.
— Если бы на нас напали зулусы, все бы было ясно, — вздохнул Эд, выходя вместе с Форстером из «Пальмовой рощи». — А тут как опознать? У них же на лбу не написано, что они русские.
— Я предупреждаю, — объявил Грилк, — что так вы проиграете войну. Армия без шпионов обречена еще в мирное время! Обречена, да! — Он попытался отхлебнуть из пустого стакана и кинул выразительный взгляд на Сколларда. — Поищи чего-нибудь за стойкой, а, Марв?
Сколлард молчал.
Джонс повернулся к Палмеру и прошептал:
— А может, отпустим его, и дело с концом?
Палмер покачал головой.
— Он, пожалуй, на пулю нарвется.
— Ты прав.
Тогда Джонс обратился к Грилку.
— Ты уж нас извини. Если нам понадобится шпион, мы тебя обязательно позовем.
— Тогда будет поздно, — заметил Грилк разочарованно. — Ладно, черт с вами. Только потом не говорите, что у вас не было добровольцев.
Его совсем развезло, и он двинулся к выходу, пошатываясь, словно на палубе корабля во время качки. Но вдруг глаза его округлились.
— Черт побери, моя старуха!
Все взгляды устремились к двери. На пороге стояли Агнес Грилк и мисс Эверетт. Агнес хлопнула дверью и сердито уставилась на мужчин за баррикадой.
— Нечего в меня целиться, иначе я вам шеи сверну, — заявила она и зашагала к стойке. За ней семенила мисс Эверетт, хлопая по линолеуму домашними туфлями.
— Агнес, — сказал Джонс, — мы тут худо-бедно укрепились, так что тебе, по-моему, лучше пойти куда-нибудь еще. Здесь неподходящее место для женщин, стрельба может начаться.
Тут Агнес углядела мужа, который пытался забиться в дальний уголок бара.
— Лютер! — позвала она. — Где ты шлялся два дня?
Грилк с достоинством выпрямился.
— Я теперь шпион, — заявил он, — так что выдавать секретные сведения не имею права.
— Грандиозно, — сказала Агнес, — значит, эту войну мы точно проиграли.
— Я не шучу, Агнес, — вмешался Джонс. — По-моему, тебе с Мюриэль следует уйти.
— И уйдем, только сначала выпьем, — отвечала Агнес. — Пока вы прохлаждаетесь в теплом кабаке, мы мотаемся по всему городу и бьем тревогу. У меня в глотке пересохло.
— Кстати, что вы там написали? — спросил Палмер. — Никто не мог разобрать.
— Не знаю. — Агнес повернулась к мисс Эверетт. — А действительно, что ты накорябала?
Мисс Эверетт ответила не сразу.
— Я просто написала: «Тревога». Больше места не хватило.
— Ну, — сказала Агнес, — по-моему, мы своего добились. А теперь, Марвин, как насчет выпить?
Сколлард прокашлялся.
— Сограждане! Как вам уже известно, родина в опасности. Я думаю, что мы все должны… мм… забыть наши прошлые разногласия. Настало время, когда все американцы…
— Черт возьми, — перебила его Агнес, — я заказывала не речь на Четвертое июля[12], а выпивку.
— Вот я и предлагаю всем выпить по одной за счет заведения.
Воцарилась тишина, почти как в церкви. Сколлард возился за стойкой, отпирая замки. Кто-то сказал:
— Ну, видать, наступил конец света!
Мужчины ринулись к стойке, отпихивая друг друга.
Агнес спросила у мисс Эверетт:
— Что будешь пить, детка?
Та смутилась.
— Не знаю. Я никогда не пила так рано утром. А вишневый ликер есть?
— Где-то был, — ответил Сколлард, заглядывая под стойку. — Тут стоял, а теперь нету. Клем, наверно, им опять ботинки вычистил. Есть только пиво и виски.
— Тогда пиво, — выбрала мисс Эверетт.
— Пиво для дамы! — крикнула Агнес. — Бедняжке нужно оправиться после нападения русских!
Гул моментально стих, и наступила полная тишина.
— Что? — переспросил Джонс. — Ты на самом деле их видела?
Мисс Эверетт кивнула, а Агнес добавила:
— Мало сказать, видела. Один из них сбил ее с ног и хотел задушить. Потом они украли ее машину и прихватили с собой Олина Левериджа. Должно быть, уже пристрелили.
Чуть возбужденное веселое настроение, которое охватило присутствующих, сменилось леденящим душу страхом.
— Сколько их? — спросил Джонс.
— Не могу сказать точно, — ответила мисс Эверетт, — но мне показалось, десять или двенадцать.
— Они вооружены?
— У того, кто напал на меня, был пистолет. Огромный такой, а ствол — толщиной с дымовую трубу.
— Боже мой! — Джонс оглядел мужчин, которые забыли о выпивке. — Дело серьезное!
Палмер вспомнил о жене и детях и решил позвонить домой. В телефонной кабинке он опустил в щель десять центов, но телефон молчал. Он несколько раз подергал за рычаг, наконец повесил трубку и вышел в зал.