— Ну, — услышала душа, — что же ты. Вот перед тобой все царства земные, проси у меня любую участь — и будет дано тебе, о чем просишь, если ты и в самом деле признаешь власть мою над собой.
— Да, Господи, — забормотали душа и баба разом, обе были напуганы, обе просили о крохе, капельке, а теперь не чаяли живыми уйти, — да, Господи, да пребудет воля Твоя на земле и на небе…
— Женщина! — оборвал их голос из света, — разуй глаза! Не видишь ты, кто перед тобой? Ты в руке моей, подобная комку воска, я сожму руку — и изойдешь ты паром, и не станет тебя!
— Да святится Имя Твое, — всхлипывала душа, ни жива ни мертва, готовая к любой каре за нерадивость и суемыслие, — да приидет царствие Твое…
— Поклонись мне, дура! — крикнул голос уже в настоящем гневе. — Поклонись — и все тебе будет!
Белый свет ослеплял и уничтожал, слова молитвы путались, бедная душа их и так-то нетвердо знала, и не было у нее ответа на этот праведный гнев, и сил не было, одно только бормотание сквозь всхлипы и насморк: “Да, Господи, да, помилуй меня, Вседержитель… и долги наши… от лукавого”.
Тут Сатана не выдержал, закрыл лицо руками, и свет померк. Никчемная баба уткнулась рыльцем в неглубокий снег, зажала голову огромными ладонями. На заду, обтянутом трикотажной юбкой, виднелась штопка, не слишком умелая.
— За что, Отче, — сказал Сатана в пространство и упал, как стоял, спиной назад, с высочайшей вершины мира.
Его-то, понятное дело, подхватили ангелы Господни, опустили аккуратно на снег, и долго еще сидели над ним, и гладили по вздрагивающим плечам, и приговаривали озабоченно: “Ну что ты, Пресветлый, ну разве так можно… ну, в самом деле, ну нельзя же так надрываться, ну, будет, будет…”
А баба постояла еще немного штопкой вверх, потом опомнилась, отползла в сторонку и начала потихоньку спускаться, молча и осторожно, а к вечеру ее, кажется, какие-то туристы подобрали. Померла она только через двадцать лет с того дня, никому за все это время не сказав ни слова, а Распоследняя душа после нее вселилась в какого-то совсем уж козла нелепого, с рождения все удивлялись, в чем только душа держится. Однако пожил и он на свете.
Воскресенье
Ты, говорю, не вставай пока, полежи еще, подожди, вот разольется Нил, тогда прорастешь, тысячью зерен, зеленым морем над морем синим, а пока не вставай, я так скоро не могу, я еще не оплакал каждый кусок истерзанного тела твоего, у меня еще руки дрожат, я еще себя не сознаю, куда там тебя, и до исхода Ночи далеко еще, не вставай к ней навстречу, дождись солнца, не вступай в царство злобного брата твоего, я еще слышу его смех, я еще чую твою кровь на его ноже. Не вставай, полежи, наберись сил.
Не могу, отвечает он, у меня чешется каждый кусок истерзанного тела моего, каждый кусок пускает корень во тьму и стебель на свет, разрывает землю, вспучивает почву, торопится дышать, цвести, копить, приносить плоды. Не могу в земле, в следующий раз в камень клади меня, слишком живая земля, чтобы улежать в ней.
Ты, говорю, пожалуйста, полежи еще, ведь и дождь не прошел, и кровь не смыта, и крест стоит не падает, и я никак не приду в себя, как набивался на римские пики — отгоняли лениво, беззлобно, как муху назойливую отгоняли, — как кричал, надрываясь, Магдале, чтобы увела Марию, а та не слыхала, билась о землю, так что волосы стали серы, как ждал до ночи, ловя рыбьим ртом раскаленный воздух, прятался в камнях у подножия, ранил кулаки о старые кости, о череп Адама, чтоб ему еще раз погибнуть тысячью смертей во грехе за одну твою смерть.
Не могу, отвечает он, это тело вовсе не весит ничего, что там камень, которым ты его придавил, из—под камня сочится свет, поднимает камень, и над камнем сочится свет, поднимает камень, и хоть ангел сидит на крышке гроба моего, поджидает женщин, но и ему не терпится встать, руками всплеснуть, расхохотаться и домой наконец уйти, я долго не вылежу, два дня полежу еще, но на третий воскресну, в следующий раз в воду клади меня, слишком легок камень, чтобы улежать под ним.
Ты, говорю, слаб еще, в груди у тебя вода, в глазах у тебя вода, и глаза незрячи, и волосы срезаны под корень, не вставай, прошу, мне же придется на руках тебя носить, ты падать будешь, как тогда упал, глядя незрячими глазами, и я тоже нехорош еще, я ведь был с тобой в твоей тьме, сидел над тобой, держал под водой, не вставай пока, наберись сил, подыши водой.
Не могу, отвечает он, не могу больше лежать, вынь меня из воды, возьми на руки, я хочу видеть твое лицо.
©Александр Шуйский, 2005
Всегда. Везде
П. Бормор
О Демиурге Шамбамбукли
— Придёт серенький волчок, — монотонно напевала старуха, — и укусит за бочок…
“Вряд ли я это переживу…” — мрачно думал Один, запоминая пророчество.
— Алло! Это служба технической поддержки?
— Да.
— Говорит демиург Шамбамбукли. У меня проблемы.
— У всех проблемы. Расскажите подробно.
— Я купил у вас книгу. “Creation: Professional Edition”. Что-то у меня по ней не получается…
— Что именно не получается?
— Да ничего! С самого первого шага.
— Что вы делали?
— Все как написано. Шаг первый: “да будет свет”. Раньше это всегда срабатывало, а теперь…
— Чем вы руководствовались раньше?
– “Creation: Second Edition”.
— Ну, рассказывайте дальше. “Да будет свет” — и что?
— Ничего, в том-то и дело. Раньше зажигался свет. А теперь мне в ответ Голос спрашивает: “укажите основные параметры”.
— Это значит, что вы должны определить спектр и интенсивность излучения.
— Я догадался. Все определил, а получилась какая-то пестрая муть!
— Какое у вас расширение Вселенной?
— 600–800 стандартных единиц.
— А наше руководство оптимизировано под 1024! Укажите в своих настройках.
— Ага, понял. Минутку…
(слышна возня, голос: “Да будет свет, б, Ж4, уа 1024, да, да, нет, ОК”.)
— Ага, свет есть. Теперь другой вопрос.
— Спрашивайте.
— У меня тут спрашивают подтверждения, для перехода на следующий этап. Что говорить?
— Скажите, что это хорошо.
— Это хорошо. ОК.
— Получилось?
— Да. Теперь нужно разделять воду?
— Это произойдет автоматически. Расслабьтесь, откиньтесь на спинку кресла…
— Опять требуют подтверждения. Это хорошо?
— Это хорошо.
— Это хорошо! ОК. Ага, третий этап. С травой и деревьями.
— Есть вопросы?
— Да. Меня просят отметить все виды растений, которые я хочу видеть в своем мире.
— Ну, а в чем проблема?
— Я не знаю, не нарушится ли природный баланс, если я вычеркну крапиву и ползучую колючку?
— Природный баланс не нарушится, по умолчанию их функции будет выполнять финиковая пальма.
— То есть она начнет колоться?
— Да.
— Тогда я лучше ничего не буду менять… Это хорошо. ОК.
— Еще вопросы есть?
— Да. Следующий этап. Я тут произнес: “да воскишит земля гадами!”, а мне Голос: “вы уверены?”
— А вы уверены?
— М-м-м… нет.
— Тогда пропустите этот этап.
— Это хорошо. ОК.
— Еще что-то?
— Пока нет, спасибо.
— Не забудьте, что после конечного этапа следует сказать “очень хорошо”.
— Не просто хорошо, а очень?
— Да. Это сделано во избежание случайного срабатывания.
— Спасибо.
(Звучит музыка сфер, приятный женский голос просит подождать соединения.)
— Алло! Служба техподдержки? Это опять я. Демиург Шамбамбукли.