Дракон вальяжно вытянулся на камнях и подставил мужику бронированное брюхо.
— Не в службу, а в дружбу — может, попробуешь поразить меня в сердце? — умильно попросил он. — Я постараюсь не мурлыкать.
©П. Бормор, 2005
Юлия Боровинская
Пролог
Щеки девушки пылали, голос прерывался от волнения, но старец оставался спокойным и непреклонным:
— Я больше не беру учеников, а тем более учениц.
— Но, великий гуру, когда я услышала о том, что вы постигли всю мудрость мира, разгадали все тайны природы и обуздали даже саму смерть, я преодолела три моря, чтобы смиренно учиться у вас.
Старик внимательно посмотрел на девушку:
— Ах, вот оно что… Ты, значит, явилась за секретом бессмертия? Думаешь, это так уж сладко — жить вечно? Особенно когда жизнь для тебя уже исчерпана, земля и небо больше не таят загадок, а твоя главная мудрость никому не нужна… Да будет тебе известно, что тайну своей смерти я специально доверил самой болтливой старой бабе из всех, кого я знаю, — авось сболтнет какому-нибудь охотнику за сокровищами, и тот избавит меня от бремени вечного существования…
Девушка покраснела еще больше, уткнулась глазами в землю, но голос ее был все так же упрям:
— Не бессмертия я хочу, а знания. С самого детства я была не такой, как все остальные женщины. Не о муже и детях я мечтала, а о мудрости. Не жаркие мужские взоры не давали мне уснуть ночами, а тайны природы и человека. Умоляю, возьмите меня к себе в ученицы!
— Но ты ведь молодая красивая женщина. Кто же поручится, что через год-другой тебе не захочется променять всю мудрость мира на обычную семью, на тихое счастье? В конце концов, идти против собственной природы всегда опасно…
— Испытайте меня! Или лишите вовсе и молодости и красоты! Я на всё согласна!
— На всё, говоришь? — старец ненадолго задумался, а после усмехнулся. — Что ж, будет тебе и испытание, и искушение… Выдержишь три года — так и быть, возьму тебя в ученицы, открою тайны великие. Не выдержишь — что ж, тогда будет у тебя то самое тихое счастье, которое ты так страстно сейчас отвергаешь. Ну, не боишься?
— Не боюсь.
— Тогда держи! — и с этими словами Кощей накинул Василисе на плечи лягушачью шкуру.
©Юлия Боровинская, 2005
Юлия Боровинская
Армагеддетка
— Что это такое? А?! Нет, ну, стоило отойти покурить… Ты что здесь наделал?!
(шмыгая носом) — Я… Я играл…
— Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не смел здесь ничего трогать?! Ну! Отвечай!
(голос из кухни): — Не ори на ребенка!
(тоном ниже): — Нет, я просто поражаюсь, как можно за такое короткое время так всё… Вот здесь, например, был сад. С особыми породами деревьев, между прочим. Куда сад делся?
(всхлипывая): — За…засох…
— Не мог он засохнуть, пока в нем люди жили.
(постепенно успокаиваясь, поняв, что немедленной порки удалось избежать): — А я их выгнал.
— Как выгнал?! Зачем?! Ты вообще соображаешь…
(голос из кухни): — Не ори на ребенка!
(постепенно наглея): — Да, а чего они меня не слушались!
— Правильно, не слушались. Я же им свободу воли дал. Это, понимаешь, такая штука… (озадаченно) Постой-ка, а эти луга здесь откуда? Я их тут не творил… Ты зачем здесь луга сделал, а?
— Это не я… Это они сами…
— Кто — сами?!
(вновь пугаясь): — Лю…люди… Сами лес пожгли и какие-то свои травки тут посеяли…
— Зачем? (начиная прозревать) Ты что, их не кормил?!
— Я… я кормил вначале манной крупой, а потом… потом мама сказала, чтобы я не лазил в банки грязными руками…
— Они же у тебя все подохнуть могли! (задумчиво) Гляди-ка, выкрутились… Ладно, а вот эти коробочки-то зачем? Ты их для чего повсюду понатыкал?
— Это тоже они сами… Я случайно локтем земную ось задел…
(хлопая себя по лбу) — Как я раньше не заметил?! Ничего себе: задел!.. Ты хоть понимаешь, что ты с климатом наделал?! То жара, то холод… А-а, так они в этих коробочках от перепадов температуры прячутся?
— Тимпе…чего?
— Нет, ну, ты поправить мог, как было, когда заметил, что ты ось сдвинул.
(зло) — А пусть им! Чего они не слушаются? Я с ними по-хорошему поиграть хотел… А они то слушаются, то не слушаются, то выдумывают ерунду всякую, то вообще внимания на меня не обращают… Вот и пусть им, раз так!
— Ну, а мне что со всем этим делать прикажешь? Вместо нормального мира — что попало! Ландшафт исковеркан, фауну почти всю перебили, человечество вместо духовной жизни черт-те чем занимается, выживает, понимаешь ли… (грозно) А кто виноват?!
(голос из кухни): — Не ори на ребенка!
— Да-а… Чем это всё исправлять, легче всё с самого начала вылепить… Сейчас я твое безобразие распылю и — заново… Только ты чтобы даже смотреть не смел теперь в сторону моей работы!
(заискивающе) — Па-ап…
— Ну, что тебе еще?
— Ты же всё равно всё это распылишь…
— Ну?
— Можно я тогда еще одну битву сыграю? Последнюю… (радостно) Тебе после нее уже и распылять-то почти ничего не останется!
— Ах битву тебе?!
(голос из кухни): — Дай ты ребенку поиграть! Иди лучше пообедай пока что. Я котлет нажарила…
(смягчаясь): — Ладно уж… Играй свою битву… И что из тебя только вырастет?!
(уверенно): — Бог, папочка, вырастет, как ты!
©Юлия Боровинская, 2005
Юлия Боровинская
Ночная сказка
В эту ночь Андрей так долго не мог заснуть, что постепенно собственная комната начала вызывать у него отвращение. Постель казалась мятой и нечистой, незаметный днем, застарелый табачный запах давил на мозг, сосредоточиться на книжке было невозможно, а мелькание картинок в телевизоре только раздражало.
“Пойду-ка я прогуляюсь, — внезапно решил он, — Говорят, перед сном полезно. Ну и что, что половина третьего ночи? Поброжу часок, зато вернусь — и сразу усну. И просплю до обеда — завтра суббота всё-таки!”
На улице было свежо и влажно: как видно, пока он ворочался в постели, прошёл маленький тихий дождик, смыв пыль и копоть с воздуха. Редкие желтые прямоугольники окон, бархатное небо, бледный свет фонарей, узор листвы на асфальте — он и забыл уже, что летние ночи бывают настолько красивы, особенно если вот так, никуда не спеша, идти по улице, вдыхая прохладный воздух, и рассеянно глазеть по сторонам.
Её Андрей заметил сразу: темноволосая девушка стояла на остановке и вглядывалась в даль проспекта так уверенно, точно и впрямь ожидала, что вот-вот подкатит автобус. И хотя обычно он никогда и ни с кем не пытался познакомиться на улице, на сей раз, казалось, сама ночь объединяла их, делала уже не совсем чужими, а союзниками-сообщниками в этом спящем мире.
— Вы не боитесь гулять так поздно? — ничего умнее, увы, не пришло ему в голову. Не спрашивать же, который час или как пройти в библиотеку!
Девушка посмотрела на него без удивления и испуга.
— А кого бояться? Ваши дневные хулиганы и бандиты давным-давно уже спят. А потом я вовсе не гуляю. У меня очень важное дело.
— В три часа ночи? Интересно, какое же?
— Долго объяснять. И вообще, мне нужно ехать.
И действительно, к остановке, ослепляя фарами, подкатил, вывернув из какого-то незаметного проулка, желтый “Икарус”. Двери его раскрылись, и девушка влетела внутрь. Андрей едва успел заскочить за нею следом, как-то отстраненно удивляясь и самому себе, и этому припозднившемуся автобусу, и лёгкой светлой полуулыбке на лице своей незнакомой спутницы.
— Кстати, а куда мы едем? — спросил он, усаживаясь напротив нее.
— В парк. Кататься на карусели.
— Это и есть ваше важное дело?! И потом, ночью ведь…
— …карусели не работают, — подхватила девушка, — Конечно. Для вас, дневных людей — не работают. А для нас, ночных…