Так я и сказала нашему гостю: Дж, сказала я, выбирай, что тебе показывать в городе, вот карта, хочешь, свожу на рынок, там можно купить абсолютно все, ты не поверишь, когда увидишь! А может, пойдем в парк аттракционов, или в цветочный магазин, или в кафе, или на пристань, выбирай что душа пожелает, у нас есть даже древние развалины недалеко от того фонтана, в который ты угодил, библиотека и школа, а вот, видишь, здесь храм Джинджера и башня мудрецов…
— Храм Джинджера? — уточнил гость, а сам, я вижу, к не до конца оторванной (откушенной) подписи в углу карты приглядывается. — Так вроде город ваш называется.
— Да, — говорю, — город Джинджер и его храм. Мы решили, что чем поклоняться всяким выдуманным богам и заниматься прочей ерундой, от которой ум заходит за разум, можно направить рвение особо религиозных жителей в мирное русло: пусть приносят в жертву мусорные кучи и ублажают город новыми красивыми зданиями, а не только хлеб переводят. И богам нравится, что к ним никто не лезет.
— Так-так…
— А еще у нас есть потрясающей красоты сад, вот, смотри…
— А что это у вас здесь?
Тут-то я и поняла: приплыли. Гость наш указывал пальцем с темным ногтем точно туда, где должны бы быть пещеры, если бы… Ведь потащится туда, и ничего скучнее судьбы его тогда не придумаешь. Это мягко говоря!
— Ерунда всякая, — бормочу, а сама тете знаки всякие бровями делаю. Ей-то врать проще, судьба у нее совсем не такая, как моя.
— Да, — подхватывает тетя, — ерунда. Мусор разный, куча злобного дикого зверья, болота, опять же. И хорошо, что порвалось, а я пойду цветы поливать, пока солнце не взошло.
Чтобы наш гость не успел опомниться, я схватила его за руку и вытащила на улицу. В два часа ночи в Джинджере всегда людно, здесь ведь гораздо больше ночных жителей, чем любителей жаркого солнца. На работу я решила не идти: люди наверняка смогут пережить ночь-две без воздушных шариков — а чем, вы думали, я занимаюсь? — в отличие от этого, странного и долговязого. Ну не потому, что он странный и долговязый, а потому, что самостоятельности в выборе приличной судьбы ему явно не хватило бы.
Страшно сказать, сколько всего я ему показала за три ночи, я раньше и не знала даже, что столько всякого есть в Джинджере. Но с каждой секундой моя вера в разум гостя становилась все слабее и слабее.
На рынке он купил курицу, а вечером мне едва удалось спасти ее от ножа, с которым этот странный человек носился за ней по всему дому. На рынке! Курицу! На нашем лучшем в мире рынке, где можно купить даже волшебную палочку с какими-нибудь смешными свойствами вроде превращения крыши в небо!
В парке он попытался сорвать зеркальные цветы. Нет, всякое, конечно, бывает, но я бы никогда не поверила, что можно сделать это в ответ на их просьбы не загораживать свет.
В библиотеке я битый час оттаскивала его от книг с грифом «очень опасно», потому что даже предупреждения о том, что между их переплетами на данный момент можно найти только огонь и ничего более, на него не действовали. И это при том, что на библиотечных полках есть даже такие книги, в сюжете которых у некоторых получается поучаствовать самим.
Хуже всего было в храме Джинджера. Я допускаю, что трудно сходу привыкнуть к чужим совершенно традициям и прочему, но! есть! жертвенный! хлеб! прямо! с жертвенника!
Наверное, я чего-то не понимаю.
И, кажется, не интересовали нашего гостя ни легенды и тайны Джинджера, ни все красоты, ни даже прекрасные девушки Белой улицы. Зато каждую секунду он расспрашивал меня о пещерах, дались они ему. В конце концов, на третью ночь я не выдержала и рассказала что смогла.
— Дж, — сказала я, — бесполезно просто так объяснять, что такое пещеры и с чем их едят, как ты выразился. Ни с чем их не едят. Зато там едят о-го-го как. И не только едят. Новичкам в Джинджере туда лучше не соваться. Это что-то вроде заповедника странных и злющих существ, которые не имеют ничего общего с городом, но как-то сюда попали и прижились — не знаю уж, чего их всех так золото привлекает. Все эти существа…
Дальше он меня не слушал, начал рассказывать что-то свое, про то, как собирается пойти погулять днем и все такое, а я принялась его отговаривать, глупость же, и жарко, и мало ли что.