— У меня вопрос к вожаку стаи. Когда вы сталкиваетесь с аистами, у вас не возникает проблем из-за вашего… хм… груза?
— Вы лучше спросите у аистов, — самодовольно улыбается лягушка, — какие у них начинаются проблемы после того, как мы просим их предъявить лицензию на охоту.
— Это же единственная в мире летающая лягушка, — поясняет утка-секретарь. — Занесена в Красную книгу, в Книгу рекордов Гиннеса, в Википедию. Никому не охота связываться с такой знаменитостью. Теперь уже.
— А что вы думаете по поводу фильма, посвященного истории вашей жизни, который, как мы знаем, сейчас снимают в Голливуде?
— Ну, сценарий я уже одобрила. Что ж, молодцы ребята. Я, правда, хотела бы видеть в главной роли Анджелину Джоли, но Квентин говорит, что с ней какие-то проблемы возникли.
— Правда ли, что вы отказались принимать участие в рекламной кампании одного знаменитого французского ресторана и даже грозились подать на хозяина в суд?
— Вы бы тоже, я думаю, отказались от участия в кулинарном шоу в племени каннибалов, — отшучивается лягушка. — Еще есть вопросы? Нам надо бы успеть на попутный циклон, чтобы выступить сегодня в соседнем городе.
— Поблагодарим нашу гостью! — тут же выскакивает вперед распорядитель пресс-конференции. — Теперь можно сфотографировать всю стаю. Господа утки, вы не могли бы немного попозировать вот тут?
Щелкают фотоаппараты, мерцают вспышки, видеокамеры выстраиваются в ряд, операторы ловят неожиданные ракурсы. Потом — небольшой фуршет за счет городской казны, и стая может отправляться в путь.
— Тебе не надоело еще людей дурить? — усмехнувшись, спрашивает у лягушки один из ее бессменных возниц.
— Никого я не дурю, оставь вот эти вот подколки для журналистов, — беззлобно пинает его в бок лягушка. — Это ведь действительно я, я придумала. Я придумала проводить пресс-конференции, а эти дуры, летавшие с вами до меня, не могли сдержаться и орали прямо сверху: «Это я, я!» Ну и разбивались конечно. А для людей все лягушки на одно лицо. На наше счастье. Надеюсь, в том городе, где мы будем сегодня ужинать, не всех еще комаров извели, а то так уже эта красная икра осточертела, хочется перед сном нормально поохотиться.
В ВОСПИТАТЕЛЬНЫХ ЦЕЛЯХ
Сжег Иван-царевич лягушачью кожу и сидит довольный. Теперь-то Василиса свободна от этого проклятья, теперь она всегда будет рядом с ним, в своем истинном облике!
Василиса на кухне похлопотала, пару страниц диссертации написала, довязала свитер, поправила перед зеркалом и без того совершенный макияж — и к мужу. А тот сидит перед камином и наблюдает, как ненавистная буро-зеленая шкурка в огне корчится.
— Что же ты наделал! — всплеснула руками Василиса. — Я ли тебя не предупреждала?
— А что, все плохо? — удивился Иван-царевич. — Я думал, ты обрадуешься. Ну что я ее сжег. Теперь мы всегда будем вместе, и тебе не надо будет то и дело ударяться оземь, чтобы стать человеком. Это же, наверное, больно?
— Не больно. Уметь надо оземь ударяться, — отмахнулась Василиса. — Ты помнишь, что папенька мой — могущественный волшебник?
— Ой, — задумался Иван-царевич. — Теперь он прилетит и спалит нас огнем? Я не позволю ему причинить тебе зла! Пусть вся кара достанется мне.
— Отлично придумано! Я, значит, буду в человеческом обличье, вся такая распрекрасная, а тебя пусть папа огнем сожжет? И на черта мне тогда человеческое обличье? Да не бойся, не бойся, ничего тебе не будет.
— Тогда — ура?
— Какое там «ура». Надо новую лягушачью кожу где-то добывать. Вот это — проблема, а остальное — пустяки, решим как-нибудь.
— Зачем же тебе новая, Василисушка? Ты без нее такая красавица!
— Ох, прав, прав был папа — надо было в черепаху.
— Что — в черепаху?
— В черепаху меня надо было превращать, у нее шкура толще. Ну а я, конечно, по молодости лет воображала, что хитрее, мудренее своего отца уродилась. Теперь придется к нему на поклон идти, выслушивать его колкости.
— Милая, послушай, я, видимо, что-то не понимаю. Ну бывает такое с нами, царевичами. Так ты объясни толком, а не дави на психику.
— Это еще цветочки, — загадочно посулила Василиса. — Вот завтра я тебе так на психику надавлю — не обрадуешься. Если отец не найдет время, чтобы меня принять.
— Давай так, — рассердился Иван-царевич. — Ты мне расскажешь, какая на мне вина, а я уж постараюсь сделать так, чтобы он нашел это самое время.
— Да что тут рассказывать. С первого класса я была отличницей. Да еще и красавицей из красавиц. И спортсменкой.