Теперь она могла сесть отдохнуть. «В городе должно быть не все еще убиты, — думала она, — потому что битва снова завязалась и на этот раз у Печерской лавры». Да, монахи еще не сдались и отстаивали свой монастырь.
Церкви по городу пылали и зверства, по-видимому, снова начались. Стеше надо было пройти еще далеко и, поплакав немного, она пошла по знакомой тропинке.
Верст через пять тропинка пропала и начался густой непроходимый лес. Девочка трубою приложила руки ко рту и крикнула:
— Ку! Ку!
Минуты через две откуда-то с дерева тоже раздалось:
— Ку! Ку!
Она пошла на крик, повторявшийся и дальше. Лес становился все гуще и гуще. Местами приходилось пробираться ползком и девочка храбро ползла. Хотя солнце ярко светило, но в лесу жарко не было. Наконец, она вышла на большую поляну, где паслось стадо коров и баранов и стоял шалаш пастуха, Теперь ей до места оставалось не более трех верст по хорошо протоптанной дороге.
Наконец, тяжелый путь кончился. Подойдя к шалашу своих господ. Стеша почувствовала, что голова у нее закружилась, и она, как сноп, свалилась на землю.
Глава IV
В лесу
На постеле, набитой сеном, лежала, раскинувшись, маленькая, страшно худенькая девочка Стеша. Она постоянно кричала разные слова без всякой связи:
— Убили!.. Крюк… крюк… бежит… на дворе… Баба! Баба! Спаси.
А старая баба сидела подле и прикладывала к голове тряпку с холодною водою. Лежала девочка в шалаше, сделанном из липовых и дубовых ветвей. Подле нее на коробе из лыка стоял бурак с молоком.
На горе, обросшей столетними дубами и липами, было устроено много таких шалашей больших и малых. С этой горы города видно не было, но видна была дорога в него, так что внезапного появления татар беглецам бояться было нечего.
Лес тянулся на бесконечное число верст и со стороны города устроены были на деревьях сторожевые посты. Для указания дороги они кричали кукушками, а в случае тревоги им даны были свистки.
В случае, если бы татары к зиме не ушли, то решено было пробираться дальше к Венгрии, так как татары любили охотиться и непременно посетили бы лес, полный самого разнообразного зверья.
Только к Иванову дню очнулась Стеша и с удивлением осмотрелась.
В шалаше стояли и ее бабушка, няня Юрия, и боярыня.
— Узнаешь нас, Стешенька? — спросила боярыня.
— Узнаю: ты — боярыня, а это — баба, — отвечала девочка.
Она опять закрыла глаза и в этот день ничего не говорила и не бредила, а крепко спала.
— Смотри же, няня, — сказала Чебушова, — прежде всего спроси, видела ли она его?
— Ах ты, сударыня, да чего же спрашивать-то, — отвечала старуха: — ведь монахи, что бежали из лавры, сказывали тебе, что ни единого живого ратника не осталось, ну, значит, и наш положил там живот свой.
— Страшно верить этому.
— Страшно, что непогребенный там просто валяется. В честном бою умирать не зазорно.
Чебушова прошла в соседний большой шалаш, убранный даже с некоторою роскошью, потому что в нем стояли сундуки, покрытые коврами, и постели лежали тоже на сундуках. На одной из таких постелей отдыхал больной Чебушов.
Жена тотчас же сообщила ему, что Стеша очнулась и теперь заснула.
— В бреду она говорила, — продолжала Чебушова, — что видела барича…
— Надеяться нам нечего, — отвечал отец, — умер в честном бою, Господь дал, Господь и взял!
— Страшно верить этому. Не могу верить. Кажется, всю жизнь буду надеяться, что когда-нибудь он придет и обнимет нас.
Чебушов был уже настолько болен, что едва передвигал распухшие как бревна ноги. Стан беглецов был раскинут на горе, на склоне, спускавшемся в противоположную сторону от города. Они, очень естественно, боялись расположиться на склоне, где дым их очагов мог быть как-нибудь замечен из города, хотя до города было не менее пятнадцати верст.
На следующее утро сама Чебушова пошла к девочке, уже попросившей молока.
— Видела она Юрия? — спросила Чебушова.
— Видела и говорила с ним перед смертью, — отвечала няня.
— Перед смертью? — прошептала мать.
Стеша стала рассказывать, как, поговорив с нею, барич бросился к дверям храма и, защищая их, упал, как из храма выбегали дети и им срубали головы кривыми саблями, как потом упал крест и она точно забылась до ночи. А потом пошла посмотреть на то место, где упал барич, но там лежала груда тел и она его не видала больше. А упал он рядом с боярином, охватив его руками.
Чебушова горько заплакала, но при этом проговорила: